— Думаю, у них есть безумная мечта, — продолжала Барни. — Они только и ждут, что ты рухнешь, сраженная обаянием такого количества мяса. Помчишься с таким неотразимым типом в отель или в мотель и прыгнешь прямо в койку. Можете себе представить?
Пусс слегка поежилась:
— Господи, дорогие мои, вы лучше представьте себе, будто мы девушки по вызову и обязаны спать с таким обормотом!
— Б-р-р! — передернув плечиками, высказалась Мэрили. Бастер-Бадди-Санни встал, и три красотки ласково посмотрели на него снизу вверх.
— Кофе, чай, молоко? — спросила Барни.
— Ах ты, вшивая сучка! — буркнул он. Пусс расхохоталась:
— Видали? Точь-в-точь как ты говорила, дорогая. Типичная реакция. Смотрите, какая у него морда красная. Так-так, погодите-ка, дайте сообразить. Он облысеет через пять лет.
— Через четыре, — твердо поправила Мэрили.
— Ему уже нужны очки, но он их не носит, — заметила Барни.
— У него будет жуткое пузо, — добавила Пусс.
— В сорок пять свалится замертво от обширного инфаркта.
— А когда свалится, обожжется сигарой и обольется бурбоном.
— И несколько огорчит бедную женщину, которая вышла за него замуж.
Барни покачала головой:
— Ни одна девушка, хоть сколько-нибудь поработавшая стюардессой, никогда за такого не выйдет. Посмотрите на его рот! Жутко подумать, что нечто подобное придется поцеловать, да еще изображать удовольствие!
— Вы поглядите на его грязные ногти! В следующий момент Бастер-Бадди-Санни испарился. Он удалялся скорым шагом и не размахивал руками.
— Девочки, вам надо прополоскать джином рты, — предложил Мик. — Кучу гадостей наговорили человеку.
— Небольшая дружеская кастрация никому еще не повредила, — усмехнулась Мэрили.
— Кроме того, — сказала Пусс, — мы не коснулись по-настоящему грязной привычки. Дай ему хоть полшанса, знаете, что мог бы натворить этот мерзкий ублюдок?
Мэрили с пошловатой ухмылкой придвинулась к Пусс и что-то прошептала.
— Поздравляю, милочка, — кивнула Пусс. — Кажется, ты живешь полной жизнью. Но я имею в виду нечто гораздо худшее.
— А именно? — полюбопытствовала Барни.
— Если бы ты когда-нибудь по глупости подпустила его чуть дальше первой отметки, этот жалкий трус, глядя прямо в глаза, икнул бы и, смахивая на побитую собаку, вымолвил дрожащим голосом: «Милая, я тебя люблю».
— Точно! Точно! — воскликнула Мэрили. — Дальше некуда. Именно тот тип! Настоящий подонок, пробу негде ставить!
Мейер очнулся от долгих мрачно-сосредоточенных размышлений, сгорбился, как волосатый Будда, протянул длинную обезьянью руку, взял ферзевого слона и переставил на идиотское на первый взгляд место — рядом с моей центральной пешкой. Маленькая кругленькая леди, сопровождавшая его на этой неделе, просияла, захлопала в ладоши и разразилась длинным комментарием по-немецки.
— Она говорит, что теперь тебе конец, — перевел Мейер.
— Никогда! — заявил я и принялся анализировать, анализировать, анализировать. Наконец дал щелчок своему королю, сшиб беднягу и спросил:
— Хочет кто-нибудь прошвырнуться по пляжу?
Но прежде чем мы с Пусс ушли, я еще раз попробовал дозвониться Ташу Бэннону на лодочную станцию. И снова не получил ответа. Ощутил раздражение, огорчение и, пожалуй, первый легкий укол тревоги.
Глава 3
В понедельник утром я проснулся в половине седьмого, думая про Таща и его проблемы. Не проснись я с этой мыслью, мог бы заснуть снова. Но, увы, сон ко мне больше не пришел. Даже в огромной, изготовленной на заказ кровати, оставленной на борту «Флеша», когда я его выиграл в Палм-Бич, Пусс Киллиан оттеснила меня к самому краю. Она свернулась в клубочек спиной ко мне, и я всю ночь чувствовал у своего бедра тепло округлой попки. Она спала, медленно и глубоко вдыхая и звучно выдыхая воздух.