Лучше бы… надо бы нам с тобой раньше встретиться, Трев, пока еще не было слишком поздно. Может, ты изобрел бы какую-нибудь спасательную операцию. В твоем духе. Надавил бы на них, как они на меня надавили. — Он бросил на меня странный, озадаченный, задумчивый взгляд. — Понимаешь, я постоянно думаю, каким образом убил бы кого-нибудь. Хаззарда, Санто, Ла Франса — кого-нибудь. Кого угодно. У меня никогда в жизни не было таких мыслей. Я совсем не такой.
Таш сморщился, крутанулся и пнул большой металлический мусорный бак, предназначенный для использованных бумажных полотенец.
— А-а-а!.. Тьфу! — выкрикнул и выбежал вон.
Я забрал Пусс и Барни. Чуть позже половины седьмого мы вернулись на «Лопнувший флеш». Мик дождался звонка, договорился, заказал билет на понедельник на утренний рейс в Испанию через Нью-Йорк. И хотя настроение у меня несколько омрачилось, были песни и спорт, загар и музыка, пляж и сон, старые и новые шутки, девушки на палубе, новые пластинки в музыкальном автомате, губная помада, песок, мимолетные поцелуи, долгий многозначительный взгляд из-под загнутых ресниц.
То и дело являлся и исчезал Мейер с небольшими отрядами своей нерегулярной партизанской армии. Произошел небольшой перебор, когда к нам нагрянула постоянно кочующая компания с борта большого круизного судна Тигра из Алабамы.
С виду все как всегда — абсолютно свободно, настолько, что даже не знаешь, кто чей гость и знакомый, — тем не менее существует некий протокол. Есть совершенно реальный внутри-компанейский неписаный перечень того, что следует и чего не следует делать, следует и не следует произносить. А если ты не способен войти в игру плюс инстинктивно понять необходимые правила, тогда опусти жалюзи, задерни шторы, оказывай холодный прием. Но иногда, как в случае с одним воскресным гостем, люди до того тупы, что требуются более доходчивые меры.
Его звали Бастер, Бадди, Санни — что-то в этом роде. Здоровенный громогласный жизнерадостный парень лет тридцати, конторского типа, чрезмерно самоуверенный; он отправился в деловую поездку подальше от дома и рыскал в поисках девок, убежденный в своем двойном мужском превосходстве над любым праздно шатающимся по пляжу субъектом, готовый слегка покрутиться и пообжиматься, чтобы потом дома было что рассказать другим оболтусам и утаить от старушки Пегги, оставленной с детьми.
Итак, он появился на залитой солнцем палубе, растянулся рядом с Барни и объявил, что она не уступит ни одной пышке на всем белом свете, а если позволит слегка растереть маслом для загара симпатичную спинку и симпатичный животик, он будет счастливейшим торговцем бумагой на всем юго-востоке. Она села, хмуро глядя на тупую, развеселую, ухмыляющуюся физиономию, а когда Мик встал было, чтобы выбросить Бастера-Бадди-Санни за борт, выразительным жестом остановила его взмахом руки и объявила:
— Музыка, умолкни!
Пусс подошла к динамикам и выключила звук. В наступившей тишине Барни с жестокой четкостью проговорила:
— Пусс, Мэрили! Идите сюда, дорогие мои. Посмотрите-ка на него.
Они подошли, уселись рядом на пляжный матрас и принялись разглядывать Бастера-Бадди-Санни.
— Он из тех типов, про которых я вам рассказывала, — пояснила Барни. — Из тех обаяшек, что превращают жизнь стюардесс в чистый ад.
— Лучше не оскорбляй меня, чистюля, — усмехнулся он.
— Ясно, — мрачно заключила Пусс. — Все очевидно. Жирное пузо, громкий голос, мутные похабные маленькие глазки.
— Вы что, шутите, девочки? — спросил он с несколько полинявшей усмешкой.
Мэрили склонила голову набок и промычала, тряхнув головой:
— М-м-м, на дежурстве к такому не посмеешь повернуться спиной. Сразу начнет хватать за задницу.