Ты сам, наверное, уже не помнишь, что она вела мой класс в воскресной школе, так что мы поговорили о старых добрых деньках. Но она приходила не для этого.
— Ближе к делу.
— Она призналась, что совершила убийство.
— Никак не могу взять в толк, что ты мелешь. — Трент оттягивал этот момент как только мог, чтобы подольше посмаковать реакцию Натана. Он не сомневался в том, какой именно она будет.
— Она призналась в том, что собственноручно убила твою бывшую жену, — сказал Трент.
Сенатра не разочаровал его — через долю секунды он уже был на ногах, молнией подлетел к решетке и схватился за прутья.
— Ах ты сукин сын, ты все врешь! — закричал он. — Ты все врешь, проклятый ублюдок!
— Ты так думаешь? — спросил Трент, подняв брови, и достал из кармана диктофон.
Он поднес его к решетке так, чтобы Натан смог хорошо слышать запись, и включил.
Из крохотного динамика послышался голос Милли Сенатры, объясняющей, как и зачем она убила несчастную Мэри-Джейн. Трент выключил диктофон и вопросительно посмотрел на Натана.
Тот был взбешен, оскалившись, словно собака, готовая укусить, он вдруг потряс решетчатую дверь так, словно хотел сорвать ее с петель. Потом его рука молниеносно просунулась в щель между прутьями, намереваясь вырвать у Трента диктофон, но тот успел вовремя отпрыгнуть в сторону, и пальцы Сенатры сомкнулись вокруг пустоты.
Добрая старушка Милли любила своего внука и хотела спасти его, но вышло так, что она, сама того не подозревая, подыграла Тренту. Возможно, что Сенатра и преступник, но всем было известно, что он просто боготворит свою бабушку. Он никогда не допустит, чтобы она села в тюрьму из-за него.
— Ну, что скажешь? — спросил Трент, показывая Натану диктофон. — Будешь сознаваться?
Сенатра зарычал, как зверь, и еще раз потряс решетчатую дверь.
Тренту было приятно смотреть, как он корчится, до того приятно, что он позволил себе нанести ему еще один удар.
— Помнишь ту дамочку из Калифорнии? — спросил Трент.
Сенатра перестал трясти решетку и уставился на Трента с выражением загнанного зверя.
Чтобы ранить Сенатру побольнее, Трент закрыл глаза и представил себе то, о чем так страстно мечтал в последнее время.
— Она такая горячая. Я этого не ожидал. — “Чтобы добиться правды, иногда приходится лгать”, — подумал Трент.
— О чем ты говоришь? Что ты с ней сделал? Если ты ее тронул хоть пальцем, я убью тебя! Убью, клянусь!
— Увы, твое положение не предоставляет тебе больших возможностей в этом отношении. Но если ты признаешься добровольно…
— Что ты с ней сделал?
Тренту хотелось терзать Сенатру так долго, как только можно, но теперь, когда он был готов “повернуть в ране воткнутый нож”, у него вдруг мелькнула мысль, что в таком состоянии он не слишком отличается от них, то есть от тех человекоподобных нелюдей, которых он поклялся сажать за решетку.
— Скажи мне правду, подонок, и я сделаю признание. Только скажи правду, и я признаюсь. Расскажу все, что было в ту ночь, когда убили Мэри-Джейн, — твердил Сенатра.
Эти слова были для Трента слаще меда.
* * *
— Вам лучше уйти, — сказала Ларк, уперев руки в бока и глядя прямо на Брета.
Он никак не отреагировал на ее заявление. Он открыл холодильник, порылся там, небрежно опрокидывая и разбрасывая что-то, и вытащил банку пива. Он вскрыл ее, а потом уселся на стул, положив ноги в мягких кожаных туфлях на кухонный стол. Ларк вырвала банку из его дряблых пальцев и сбросила его ноги на пол.
— Немедленно уходите! — возмущенно воскликнула она.
— Я думал, я вам нравлюсь, — произнес он тоном обидчивого маленького мальчика.
— Не здесь и не сейчас.
Она повернулась к раковине, чтобы вылить туда пиво, но прежде, чем она успела вылить хоть каплю, он внезапно схватил ее за руку.