Как же можно быть преподавателем, если ты так теряешься перед людьми? Я бежал оттуда и спрятался здесь.
— Но есть же способы преодолеть эти страхи?
— А вы думаете я не пробовал? Я испробовал все — гипноз, таблетки, алкоголь. И ничего не помогло.
Он махнул рукой.
— А, это все неважно. Я наконец понял, что принадлежу этим местам. Я понял, что невозможно покинуть место, где ты когда-то был несчастлив. Труднее, чем то, где ты был счастливым. Вы не замечали?
На самом деле он не ждал ответа и продолжал свой монолог:
— Большая часть моей души похоронена здесь, и переезд в другое место сделал бы меня никем и ничем, просто формой без содержания. И в этом-то и заключается причина, почему я не смог преподавать, — меня на самом деле там не было. Разве это не заметно? Моя сущность всегда находится здесь, в округе Метамора, штат Айова.
* * *
Фары патрульной машины рассекали тьму. На спидометре было точно пятьдесят пять миль в час.
Адам Трент сразу же почувствовал влечение к Ларк Леопольд. Она выглядела старомодной, что было в его вкусе. И чистой, по-настоящему чистой. Это ему особенно понравилось. Но потом Брет рассказал ему, как они развлекались в его машине после поездки в кинотеатр, так что даже стекла запотели изнутри. Потом она переспала с Сенатрой.
Сенатра, опять Сенатра, почему только его так любят женщины? Разве они не видят, что он собой представляет?
Сначала Трент был разочарован тем, что она совсем не такая, какой показалась ему сначала, но потом он принял все как есть. К тому, что вещи имеют неприятную сторону, изнанку, он давно привык. Но что плохого в том, если бы двое взрослых людей по взаимному согласию хорошо провели время?
Чем больше он об этом думал, тем лучше мог представить в своем воображении ее белые ляжки, обхватившие его бедра. Чем больше он об этом думал, тем больше ему хотелось включиться в игру самому.
Когда он сказал, что у него давно не было женщины, он сказал правду, а когда он услышал то, что про нее говорили, он решил, что это именно то, что ему нужно, — есть партнер на одну ночь. Он страшно удивился, когда она его отбрила.
Перед тем как ехать домой, Трент решил заскочить в участок — еще раз убедиться, что Сенатра на месте — за решеткой и под замком. Предосторожность совсем не лишняя, потому что парень с его очарованием вполне мог бы удрать и не из такой тюрьмы.
Сенатра оказался там, где ему и полагалось.
Проклятый сукин сын выглядел просто ужасно. На минуту в душе у Трента шевельнулась жалость. “Плохо, — подумал Трент, — когда ты начинаешь их жалеть и воспринимать как человеческие существа, тогда-то они и садятся тебе на шею”.
— Что, объявил голодовку? — спросил он Сенатру.
Сенатра медленно поднял голову, его глаза глубоко запали. Надзиратель предлагал ему электробритву, но он ею не воспользовался, так и сидел, по глаза заросший щетиной.
— Пошел к черту, — сказал Сенатра, и хотя слова и были крепкими, но голос его был полон усталости и разочарования. Жизнь потихоньку начинала его обламывать.
— Сожалею, что повредили тебе ключицу, — сказал Трент.
— Ничего, не волнуйся. Вообще-то я не сутяга, но думаю, что судебный иск будет здесь в самый раз.
— Но ты первый напал на меня.
— Меня нельзя держать в тюрьме по состоянию здоровья, это предусмотрено законом.
“Какой упрямец”, — подумал Трент.
— А я-то думал, ты уже приготовился сознаться.
Сенатра презрительно фыркнул.
— Я слышал, сегодня твоя бабушка заходила навестить тебя? — спросил Трент.
Сенатра промолчал.
— Но ты, конечно, не знаешь, что после свидания с тобой она зашла и ко мне в участок.
Было видно, что на этот раз Сенатра заинтересовался.
— И что же ей было надо от тебя?
— Оживить в памяти кое-какие воспоминания.