Через некоторое время Джинни спросила:
— А какой была молодая миссис Лэнгдон? Рэй снова пожал плечами.
— Хорошенькая, слабая и невротичная.
Эти слова покоробили Джинни, но она подавила в себе желание возразить. Вместо этого она спросила:
— Она была заботливой матерью?
— Нет, — откровенно ответил Рэй.
— Но ведь не хотите же вы сказать, что она была жестокой, не любила ребенка или еще что-нибудь в этом роде?
Джинни специально спросила его об этом. Если он скажет — «да», значит, лжет. Сьюзан никогда не могла быть жестокой.
— В сущности да, — сказал Рэй. Потом добавил:
— Естественно, не намеренно. Она сама была еще слишком ребенком, чтобы стать хорошей матерью. Она просто играла в замужнюю жизнь, в маму, а когда жизнь повернулась к ней с той стороны, о которой она не думала в своих мечтаниях, Сьюзан просто отказалась принимать эту сторону. Когда выяснилось, что мой брат не принц из сказки, он тотчас стал для нее чудовищем.
Совершенно изумленная, Джинни хранила полное молчание. Первой реакцией на его слова было полное неприятие и гнев, готовый выплеснуться наружу. Но почти тотчас она поняла, что Рэй говорит правду. Он действительно описывал Сьюзан, с ее фантазиями, детским отношением к жизни, с ее неумением принимать реальную действительность.
— Варде, наверное, было очень трудно жить с ней, — вслух предположила она.
Ей вдруг захотелось дать девочке то, чего той не хватало при матери. Джинни посмотрела туда, где играла на песке притихшая Варда, и поняла, что хочет попытаться стать для нее той матерью, которой не смогла стать Сьюзан.
— Думаю, вы правы, очень трудно, — сказал Рэй. — Я не очень разбираюсь в воспитании. Брат носится с дочкой, вечные хлопоты... Бог свидетель, он уделяет ей больше внимания, чем всем нам вместе взятым.
Он говорил что-то еще, но Джинни не слушала. Другая мысль, неожиданная, как гром среди ясного неба, пронеслась у нее в голове — ей вдруг захотелось стать и той женой, которой так и не смогла стать Сьюзан.
Глава седьмая
Джинни была потрясена своим внезапным прозрением. Даже Рэй заметил это.
— Что с вами? — спросил он.
— Нет, нет, ничего, — поспешила уверить его Джинни. Она встала с валуна.
— Вы так выглядите, будто только что увидели привидение.
— Может, так оно и есть, — ответила она резче, чем хотела. Джинни рассердилась на себя за эти мысли, и, что вполне в природе человека, выместила свою злобу на Рэе. Ей тут же стало стыдно, и она повернулась, чтобы сказать:
— Простите меня, Рэй. Я просто вдруг вспомнила своего отчима.
«И, Господи, — подумала она, — до чего же Пол Лэнгдон похож на Макса».
Это было правдой. Они очень походили друг на друга. Макс был по-мужски красив и загадочен, вероломен и холоден. Но и Сьюзан, и мать Джинни любили его. Джинни невольно сопротивлялась этой мысли, потому что подсознательно всегда знала: есть еще одна, пусть меньшая часть Макса, в которой сконцентрировались все его лучшие качества, вся его любовь. Та часть человека, которая была наиболее уязвимой. Макс открывался с этой стороны только тем, в чьей любви был полностью уверен, а Джинни никогда к этому узкому кругу не принадлежала.
Пол Лэнгдон был таким же. И потому, что она увидела в нем эту другую сторону, Джинни полюбила его.
Такая любовь не требовала романтических иллюзий. Джинни не нужно было представлять в своих мечтах Пола принцем из сказки. Его можно было принять только таким, каков он есть.
И все же Джинни не могла избавиться от мысли, что она не знает,КАКОЙже он есть. «Если Сьюзан убили...», — она отогнала прочь эту мысль.
— Я думаю, — вслух сказала она, — нам пора собираться назад. Рэй не заметил наигранности в ее тоне или не подал виду.
На обратном пути он все время рассказывал про остров.
Когда они взобрались на узкую тропинку над обрывом, Варда опять пошла между ними.