Были выдвинуты серьезные обвинения, касающиеся действий и поведения маркиза и маркизы де Водрей, и поданы встречные жалобы. С ними следовало разобраться, прежде чем допускать дальнейшее продвижение губернатора по службе туда, где может оказаться самое уязвимое место в Новом Свете.
— Я начинаю понимать. Тебя не высылали из Франции? Не было ни опалы, ни ссоры с Помпадур?
— Помпадур — глаза и уши короля, способная женщина, не слишком сведущая в управлении, но она не щадит усилий, чтобы помочь Франции, не бросая на произвол судьбы своих друзей.
— И ты — один из них.
— Я имею такую честь.
Сирен дошла до диванчика и опустилась на него, разметав вокруг себя шелковые юбки платья. Она смотрела на Рене в изумлении, словно никогда прежде не видела. В его облике проступила новая сила, новое величие, а в лице стало больше твердости. Все в нем оказалось иным, чем представлялось раньше.
— Поэтому ты и приехал в Луизиану, по поручению короля?
Он наклонил голову.
— И никакой другой причины?
— Если она и есть, то личная.
Разбогатеть на фальшивых деньгах — это в самом деле могло быть личной причиной.
— Понятно. Тогда это связано с Бретонами?
— Его взгляд стал пристальнее.
— С чего ты так решила?
— Зачем же еще было выдавать их?
Рене обнаружил, что любуется ею, хотя в данный момент этого вовсе не следовало делать. Замечательно, как быстро она оправилась от того, что, должно быть, оказалось потрясением; не менее замечательно и то, как она старалась защитить человека, который помог ей. Дознание, которое она проводила, и забавляло, и раздражало. Наблюдать за ней, ожидая, какие она сделает выводы из того, что узнала, было настолько же увлекательно, насколько опасно.
Его ответ последовал не так быстро.
— Необходимо было делать вид, что я забочусь об интересах мадам Водрей, чтобы поддерживать доверие ее и ее помощника Туше.
— И это единственная причина?
— А должна быть другая?
Она медленно покачала головой, словно сомневаясь.
— Ты пытался погубить нас, и все из-за такой малости.
— Вы шли на это, когда нарушали закон.
— Предполагается, что это оправдывает твои действия, только потому что мы нарушали дурацкий закон, который угрожал довести нас до разорения и голодной смерти?
— Мне незачем оправдываться по этому поводу, — сказал он спокойно.
— А по поводу подделки денег?
Ему показалось, будто кто-то нанес ему сокрушительный удар прямо под дых. Он не шелохнулся, но чуть приподнял бровь.
— Подделка денег?
— Я нашла купюры за подкладкой твоего камзола.
— Мой запас на крайний случай?
Если ты так думаешь, значит, кто-то принял тебя за дурака, а я тебя таким не считаю. — То, что он никак не реагировал, выводило ее из себя, но она достаточно изучила его, чтобы обмануться на этот счет. Она решительно встала. — Нет смысла дальше обсуждать все это. Мне осталось только уйти.
— Уйти? — переспросил он так, словно впервые в жизни слышал это слово.
Она взяла свой плащ, перебросила через руку и пошла к двери.
— Я оставила бы все, что получила от тебя, для следующей твоей любовницы, но ты позаботился, чтобы у меня здесь больше ничего не было, кроме того, что ты дал мне. Я верну вещи утром.
— Мне они не нужны.
— Мне тоже.
— Ты кое-что позабыла, да?
— Разве? О, ты имеешь в виду свою власть надо мной? Но ты находишься в Луизиане с секретной миссией, так ведь? Я уверена, ты бы не хотел, чтобы мадам Бодрей и еще меньше — губернатор узнали о твоей особой преданности Людовику Французскому. Как ты думаешь, может моя угроза перевесить твою?
Он шагнул к ней, высокий и стройный.
— Что, если бы я сказал, что люблю тебя и не хочу терять?
— Если бы? Так хочешь или нет? Я не привыкла к полумерам. Да это и неважно.