Зная мои вкусы и пристрастия, он понимал, насколько мне будет отвратителен вид красивой босой женщины в драном пледе. Дед наверняка сложится пополам от хохота, узнав, как он ловко меня провел, заставив на ней жениться.
Джессалин нахмурилась. После слов этого наглеца перспектива брака с ним показалась ей не более привлекательной, чем чума.
– Я ничего не знала о планах моего отца, но он дал клятву, и я обязана выполнить условия контракта, на котором стоит его подпись.
– И я тоже. – Он повернулся к ней. – Меня обвели вокруг пальца, но я дал слово и сдержу его. И согласно этому, – он взмахнул брачным контрактом и оглядел ее критическим взглядом, – я согласился жениться на вас, как только моя нога ступит на землю Макиннесов, так что предлагаю вам облачиться в наряд, приличествующий леди и жене английского пэра.
Брошенные им злобные слова ужалили ее в самое сердце: Стоя босиком на грязной утоптанной земле двора замка, Джессалин едва сдержала порыв посмотреть, не грязные ли у нее ноги. Она выпрямила спину и гордо вздернула подбородок. Горячие слезы стыда жгли ее веки, но она сдержала их так же безжалостно, как проигнорировала саднящую боль в сердце, когда узнала, что родной отец предал ее. Горец – любой горец – донял бы жертву, которую она принесла, отказавшись от всех своих туфель, чтобы ее родичи могли сшить себе сапоги для битвы. Горец был бы горд, узнав, что она поставила благополучие клана выше своих интересов. Горец был бы горд заполучить дочь Каллума Макиннеса и новую госпожу клана Макиннес в жены.
Но английский граф, выбранный ее отцом, не испытывал к ней ничего, кроме презрения, потому что она стояла перед ним босая! Джессалин давно поняла, что ее будущий муж предпочитает свою любовницу главе клана Макиннес. И уж конечно, он предпочтет женщину в туфлях.
– Мне нет необходимости выходить замуж за графа, чтобы получить титул и стать леди, милорд, – гордо заявила Джессалин. – Я леди по рождению.
– Так и ведите себя соответственно, – огрызнулся Нейл, сознавая, что он не прав, что его гнев должен быть направлен на маркиза и на самого себя, а вовсе не на девушку. Но он просто не мог сдержать разочарование и обуздать свой проклятый темперамент. – Я не собираюсь стоять перед священником и обмениваться брачными клятвами с оборванной, босоногой, дикой шотландской мисс.
– Тогда у нас, несомненно, возникнут сложности, милорд, – процедила Джессалин. – Потому что я – глава клана Макиннес, и я отказываюсь стоять перед Богом и моим отцом-исповедником и оскорблять их обоих, обмениваясь брачными клятвами с грубым английским графом, одетым в алый мундир убийцы и солдата армии короля Георга!
– Вы силой похитили меня из военного лагеря, – сердито возразил Нейл. – У меня нет другой одежды, кроме той, что на мне. Мне больше нечего надеть, кроме моего алого мундира.
– Вот именно!
– Господи! – Нейл почувствовал себя совершенным болваном, разглядывая грязные босые ноги, окружавшие его. – Неужели ни у кого в этом отвратительном месте нет подходящей пары туфель?
Он увидел ответ на свой вопрос, когда поднял глаза и встретил ее ненавидящий взгляд. Но она была слишком горда, чтобы вслух сказать это. Нейл едва сдержал улыбку, увидев, кроме ярости, вспышку упрямой гордости в ее глазах. У нее синие глаза, ярко-синие, окруженные золотыми крапинками, и они потрясающе красивы – даже когда она в гневе.
Особенно когда она была в гневе.
– Это традиция, – объяснила она. – Это горский обычай. – Она не лгала. Ходить босиком – для горца самое обычное дело в теплое время года, но в клане Макиннес это было не принято. До восстания, лишившего их всего, включая обувь, вождь и его семья всегда имели прекрасную одежду и обувь.