В эти дни он не желал никого видеть и говорил: «Снова меня мучает этот злой дух!» — и скрывался у своей кормилицы в деревне. «Что бы это значило?» — беспокоились люди.
- 8 -
В пятнадцатый день девятого месяца, при яркой луне, в государевом дворце устраивали концерт. Химэгими был на ночном дежурстве. Жена государя, Дама из Сливового павильона [5] , готовилась отправиться к государю. Не то, чтобы Химэгими специально хотел подсмотреть, но все же он спрятался в тени ограды у Павильона глициний. Была уже глубокая ночь, но луна освещала каждый уголок. Сначала вышли девочки с факелами, на темные нижние одежды у них были надеты тонкие прозрачные шелковые накидки, по которым струились распущенные волосы. На придворных дамах, поверх обычной нижней одежды были наброшены тонкие с широкими рукавами накидки китайского покроя, почти спадающие с плеч. Дамы были прекрасны, как и ночное небо над ними, было так отрадно смотреть, как восхитительно они держатся, как грациозно Дама передвигается за занавесками. «Как горько! Ведь и я, если бы мое тело и моя душа были бы как у всех, мог бы вот так же отправиться к государю. Как это было бы прекрасно! Но мне приходится являться людям именно таким, как сейчас…» — так он думал, все больше приходя в мрачное настроение.
Если б быть мне луной
И светить высоко
Поверх облаков…
Как было б прекрасно!
Но судьба рассудила иначе.
«Неважно, что у меня самого такая несчастная судьба, но ведь моя сестра, будь она такая же, как все, могла бы быть среди этих девушек. И тогда все было бы хорошо. Пусть я печалился бы о себе, но радовался, что она отправляется служить государю…» Он задумался о своем одиночестве и о том, не лучше ли, чтобы и следы его потерялись высоко в горах. Какое-то время Химэгими наблюдал за процессией. Он повторял: «Если 6 быть мне луной…», а потом запел о луне и горе Хорай [6] и его бесподобно чистый голос поднимался к небу.
Этим вечером Сайсё тоже участвовал в представлении. Теперь он сгорал от одной любви — к дочери Садайдзина, но все попытки сближения с ней оказались напрасны. И хотя Сайсё досадовал на всех, в том числе и на ее брата, Советника, он не мог удержаться от искушения насладиться созерцанием его необыкновенной красоты. Сайсё надеялся, что Советник не отправился домой после праздника, а спрятался в каком-нибудь укромном уголке. Поющий голос настиг его в ту минуту, когда он бродил в поисках Советника. Сайсё стал вглядываться в темноту. Поверх обычных одежд на плечи Химэгими был накинут матовый темно-красный шелк, и хотя юноша был маловат ростом, благодаря молодости и красоте он выглядел прелестно — будто сиял в тусклом свете луны. Его движения и выражение лица выдавали непривычное волнение, орошенные слезами рукава источали какой-то особенный, несравненный аромат. Он выглядел обворожительно даже в глазах наблюдавшего за ним мужчины. Любая женщина была бы покорена им с первого взгляда! Так думал Сайсё, завидуя ему и стесняясь своего облика. Он остановился возле Химэгими и стал с досадой говорить о своей любви к его сестре. Несмотря ни на что, Сайсё был обаятелен и обольстителен, и Химэгими подумал, как легко влюбиться в него.
Химэгими никогда и ни с кем не говорил откровенно, считая, что должен хранить свою тайну, но несмотря на то, что его сердце было закрыто для всех, ему было жаль оставить Сайсё без всякого утешения.
— Все это лишь красивые слова, горько, что любовь тускнеет, как в стихах — линяет краска из травы «луноцвет» [7] . Я слушаю тебя и, мне кажется, понимаю. Но мое сочувствие вряд ли поможет тебе, хотя мне и жаль, что ты так страдаешь, — сказал он со вздохом.
Химэгими явно чем-то терзался и выглядел очень расстроенным.