– Вы любите говорить загадками, Яков Кириллович, - покачал головой Сталин.
– А товарищ Сталин не любит загадок, - подхватил Гурьев. - И в этом я товарища Сталина очень хорошо понимаю. К сожалению, всего сразу без всяких загадок я рассказать не могу. Нужна соответствующая подготовка. И мне, и товарищу Сталину.
– А вы начните, Яков Кириллович, - мягко посоветовал Сталин. - Времени, как я понимаю, достаточно, а мысли свои вы чётко, легко излагаете, прямо слушать приятно. Вот, о борьбе русского общества с самодержавием - очень, очень здравая мысль.
– Да что ж в ней такого особенного? - удивился Гурьев. - Обыкновенная мысль, естественная, можно сказать. Помните, Иосиф Виссарионович, был такой царь - Пётр Третий? Тот, что изволил даровать "Указ о вольности дворянской". Этим указом родил прусский капрал не больше, не меньше, как русскую интеллигенцию. То самое "общество". Родил литературу с поэзией и музыку с живописью - и забил первый, можно сказать, гвоздь в гроб Российской Империи. Нет, нет, это не Фридрих его надоумил, - отнюдь. До такого иезуитского способа уничтожить Россию и сам господин Лойола [39] не додумался бы. Такие фортели, поверьте, только случайно в голову приходят, а если и нашёптывает их кто - так это не люди, а бесы, которым человеческая природа куда лучше, нежели нам самим, известна. Вы следите, Иосиф Виссарионович? Это ведь интеллигенция развоевалась - "служить бы рад, прислуживаться тошно". Создайте мне условия для службы, а я ужо подумаю - соизволить мне вам послужить или того, лучше в Париж, к кокоткам. Прежде о Париже и в ум не взбрело б - некогда, службу государеву справлять надобно. Но вышла вольность по указу безмозглого царя, коему наплевать было на Россию, и - пожалуйте бриться. И началась война с проклятым царизмом - в первую очередь за то, чтобы означенную "вольность" отменить не умудрились. Только самые совестливые из них задумывались: как же так - нас, дворян, от тягла избавили, а народишко - ещё пуще в ярмо запрягли? Несправедливо - надо, значит, и народ освободить. Освободить - да вот только не от себя самих, отныне бессовестных дармоедов, а от государства, от России, освободить. Вот куда их вольность вывернулась, вот как осознали они свободу. Вот кому Россия, государство, империя менее всего требовалась. А большевики - это, Иосиф Виссарионович, не причина, а следствие. Сначала - Чацкий с Печориным, потом - Базаров с Верой Павловной, а там уж и до Ленина с Троцким рукой подать. Но вот Иосиф Виссарионович Сталин - это уже явление совершенно иного порядка. Именно поэтому я тут у вас и сижу. В первую очередь потому, что сталинская партия - это не партия в политическом смысле слова. Это форма государственной службы. Но - заметьте, Иосиф Виссарионович: ведь служить не хотят. Получать, как за службу, очень даже желают, а вот служить готовы буквально единицы. Дворянской служилой закваски, что от Рюрика до Петра ставилась, хоть на полтораста лет хватило, а этих - без закваски - и на год не хватает. А что будет без Сталина - и вовсе представить страшно.
– А вы знаете, как это исправить.
– Знаю. Вот тут и лежит причина нашего с вами будущего трогательного единства: в необходимости службы и дружбы. Друг без друга у нас - ни у вас, ни у меня - ничего не получится, а вместе - очень даже может быть. Подумайте, Иосиф Виссарионович. С одной стороны, Россия никуда не делась, как никуда не делась и не могла деться необходимость ей служить. С другой стороны, кто-то должен воплощать в себе символ России, русского государства - но не я и даже не вы, а уж тем более не дурацкая аббревиатура со скобочками. По всему выходит - никак нам с вами, Иосиф Виссарионович, без наследника не обойтись.