Не смотрите на меня, как на малахольного, Иосиф Виссарионович, существуют особые методики, которые практически мало кому известны - но существуют. И никакой мистики, никакого глупого гипнотизёрства и цирковых пассов - всё строго научно-практично. И я вообще налегке пришёл. Ничего не взял с собой.
– Вот так пришли? - Сталин чуть приподнял подбородок. - Не по сезону.
– Мне не бывает ни жарко, ни холодно. Никогда.
– Кур и те, - разрешил Сталин. - Кур и те, Яков Кириллович. Тоже хотите подумать?
– Конечно, - Гурьев взял пачку, осторожно вытянул из неё папиросу. - Не каждый день со Сталиным доводится разговаривать. Я могу признаться и в том, что, не питая к вам ни любви, ни симпатии, испытываю уважение. Что же касается меня и моей роли… - Гурьев набрал дым в рот и с силой выдохнул его через ноздри. - А что вы могли бы мне предложить? У человека в вашем положении довольно узкий набор методов поощрения или наказания, Иосиф Виссарионович. В качестве поощрения вы можете, например, предложить мне - как максимум - звание Героя Советского Союза с вручением Золотой Звезды Героя и ордена Ленина, пяти- или шестикомнатную квартиру в одном из новых строящихся домов на улице Горького, какую-нибудь дачу с прислугой, автомобиль с шофёром, кремлёвский паёк - надо заметить, довольно скромный в сравнении с картой ресторана в отеле "Ритц", где я могу позволить себе без ущерба для своего бюджета завтракать, обедать и ужинать, - ещё какие-то мелкие шалости советского чиновника - ну, там, антиквариат-конфискат, - Гурьев вздохнул, покачал головой. - Можете предложить маршальские звёзды в петлицы, шевиотовую гимнастёрку и галифе с лампасами. В знак особого, необычайного расположения - участие в заседаниях этого, как его, Политбюро, здесь, на Ближней даче… А! Вспомнил! Можете ещё город какой-нибудь в мою честь переименовать. Где вы проживаете, товарищ? В Молотове! В Молотове - где?! В каком именно, простите великодушно, месте? Не хотите в Кагановича переехать? Это что же - разговор двух людей?! Нет, Иосиф Виссарионович - это разговор двух солитёров. Вот. Даже вам смешно, а уж мне-то… Я только не уразумею никак - это каким же нужно быть спесивым ослом, чтобы такое себе позволять?! Видите - это и всё. А взамен от меня потребуется страх. Страх потерять всё это необыкновенное богатство, всю эту неописуемую роскошь, всю эту божественную славу. Умение и стремление тянуться и рявкать: так точно, товарищ Сталин! Никак нет, товарищ Сталин! Слушаюсь, товарищ Сталин! Разрешите исполнить или умереть, товарищ Сталин! Это называется на самом деле очень просто: рабство. Вам не кажется, что это довольно скучно, Иосиф Виссарионович? Мне, например, быть рабом невероятно скучно.
– Допустим, - кивнул Сталин. - Допустим, вы богаты, и вас не интересуют материальные блага, которые предлагает советский строй лучшим своим представителям. Да, с богатством у нас туго. И надо сказать, в вашем исполнении это звучит действительно не очень заманчиво. Смешно звучит. Глупо звучит. Да. Несерьёзно. Хорошо. Это поощрения. А что вы скажете о наказаниях?
– Что наказания ещё скучнее, Иосиф Виссарионович, - Гурьев снова затянулся, пополоскал дымом рот. - Допустим, я, по какой-то неведомой, никому непонятной причине, позволю обращаться с собой, как этот смешной человек, сын еврейки, который… Ну, вы же лучше меня всё знаете, Иосиф Виссарионович, - то, чему учат в детстве, не забывается никогда. Что же в этом случае? Опять негусто. Как минимум - смерть: для меня лично. Как максимум - жизнь с сознанием факта, что самые дорогие, самые близкие тебе люди либо мертвы, либо влачат жалкое существование рабов в условиях, которые любая свинья сочла бы оскорбительными и неприемлемыми, и бросалась бы на "колючку", пока бы не сдохла от истощения либо не получила бы свою порцию свинца.