На самом деле царапина, с облегчением понял он, даже шрамика не останется. А почему я думаю об этом?! Он выпрямился: — Ерунда. До свадьбы заживёт. Не били тебя?
— Нет…
— Чудесно.
— Вы быстрый, — с уважением, даже с восторгом проговорила девушка. — Невозможно ничего увидеть даже. С ума сойти.
— Не стоит.
— И Вы… — продолжила Даша, снова серьёзно посмотрев на Гурьева. — Вы не флотский. И загар у вас другой. Не такой. Военный? Осназ [11] ? Нет, не говорите. Я понимаю.
Надо же, какая наблюдательная, подумал он. Слова какие знает. Чудо, настоящее чудо. Ну-ну. Наступит, интересно, когда-нибудь время, когда девушкам в России не нужно будет ни знать таких слов, ни даже представлять себе, что такие слова вообще существуют? И думать о военных тайнах?! Нет, решил он. Я не доживу.
— Я учитель, — Гурьев вздохнул. — Литературы.
— Не рассказывайте, раз нельзя, — невзирая на полотенце, Даша исхитрилась пожать плечами. — Вам же нельзя. Я понимаю.
И опять посмотрела, — нет, вовсе не на хронометр и не на браслет. На два — Даша не знала, как правильно они называются, — предмета, висевших у Гурьева на шее на длинных цепочках. Один — из металла, похоже, серебряный, и ещё один, поменьше — из неизвестного Даше светлого камня. Гурьев отрефлексировал её взгляд:
— Ну да, ну да, — подтвердил он, придавая голосу необходимые беспечные модуляции. — Нельзя, нельзя. Я только что приехал. Сегодня. Замечательный у вас город. Зелёный, солнечный, тихий — просто прелесть. А осназ — это что такое?
— Я совсем дурочкой Вам кажусь, да? Думаете, если я — голубоглазая блондинка, так со мной можно, как с куклой?
Вот оно, решил Гурьев, вот оно. Как же, как же это?! Не может быть. Не бывает. Не бывает, не может. Не может.
— Извини, пожалуйста, — он вздохнул. — Конечно, я знаю, что такое осназ. И ещё много чего знаю. И я не стану с тобой, как с куклой. Никогда. Обещаю. Честное наставническое. Простишь?
— Прощу, — кивнула Даша. — Только если на самом деле не будете.
— Не буду. Но я действительно работаю в школе. А самбо — это хобби.
— Это не самбо, — спокойно ответила девушка. — Такого самбо не существует. Вы обещали.
— Сдаюсь, — Гурьев покаянно опустил плечи, став на десять сантиметров ниже. — Прости меня. Я ужасно тупой. А в вашем городе все девушки такие?
— Нет. Не все. Я — такая.
О, подумал Гурьев. О. Ты — да, такая. Сейчас я вспомню, как нужно разговаривать с такими девушками. Ещё немного — и вспомню. Совсем чуть-чуть.
— Извини. На самом деле — извини.
— Ладно, — девушка кивнула, оставаясь серьёзной. И всё ещё, в общем, напуганной, хотя и старалась не подавать виду. — А где Вы работать будете?
— В Первой школе.
— А я там учусь, — вдруг улыбнулась Даша. Улыбка была такая, что Гурьева едва не опрокинуло — мгновенная, неожиданная и разящая, как ночной выстрел в лицо. — Десятый «Б». Правда? У нас в школе?
Продолжающаяся «амнезия» злила Гурьева. Совпадение времени и места — вообще приводило в бешенство. А тут ещё — такая улыбка.
— Правда. А кто у тебя флотский? Отец?
— Да. Капитан-лейтенант Чердынцев, эскадренный миноносец «Неистовый», — она так гордо это сказала, и так вскинула подбородок, что Гурьева проняло до самой печёнки. — Типа «Дерзкий». Который после «Новика» строили, того, балтийского, знаете?
— Знаю, — Гурьев сдержанно кивнул. Да это же просто чудо настоящее, подумал он. — Отец дома сейчас?
— Нет. Он… на работе. Мы с ним вдвоём, моя мама умерла, когда я родилась. Ну, просто, чтобы вы не боялись спрашивать. Я её даже не помню.
— Ясно. Что это за публика такая была?
— Я их так, в лицо видела, некоторых. И… этого тоже. Только я с такими не вожусь.
А вот это даже я понимаю, подумал Гурьев.
— Ну, иди вперёд, я за тобой, — он чуть отступил, войдя в воду по щиколотку.