Оказалось, что запоздали деньги хозяину из Эдо, наводят справки. Молодежь собралась и обсуждает фасоны причесок, покрой платьев из бумажной материи. И все для того, чтобы понравиться женщине?
Толковали о всякой всячине, и наконец зашла речь о нем.
— А ведь этому прохвосту Моэмону досталась красотка, равной которой нет! Пусть даже он поплатился жизнью, аа такое счастье не жалко, — сказал один.
Кто— то добавил:
— Во всяком случае, есть что вспомнить! Но по словам другого, видимо рассудительного, — этого Моэмона и человеком считать не следовало. Соблазнить жену хозяина! Нет, что ни говори, невиданный негодяй!
Так он осудил Моэмона с сознанием своей правоты.
Моэмон слушал все это, сжав зубы, но — что будешь делать?
«Ведь это говорил мерзавец Даймондзия Кискэ, который всегда радуется несчастью других. Как он смеет так говорить обо мне? Да ведь он мне должен по векселю восемьдесят мэ[91] серебром! Придушить бы его за такие слова!» Но, вынужденный прятаться от всех, Моэмон терпел, как ему ни было досадно.
В это время заговорил еще один:
— Да Моэмон живехонек! Он, говорят, поселился вместе с госпожой О-Сан где-то возле Исэ. Ловкую устроил штуку!
Едва Моэмон услыхал эти слова, как весь затрясся — озноб пробрал его — и пустился бежать, не чуя ног под собой.
Остановившись на ночлег в гостинице Хатагоя в районе Сандзё, он, даже не побывав в бане, улегся спать, но как раз в это время проходили мимо собирающие для храма — те, что ходят в ночь семнадцатой луны[92] , и он подал им на двенадцать светильников[93] , молясь о том, чтобы его преступление до конца его дней осталось нераскрытым.
Но мог ли помочь ему, при его заблуждениях, даже сам бог Атаго-сама![94]
На другое утро, тоскуя по знакомым местам в столице, он отправился к Хигаси-яма, а затем, всячески скрываясь, и Сидзёгавару.
В это время возвестили: «Сейчас начнется пьеса в трех действиях, с участием Фудзиты Кохэйдзи!»[95] «Что это за пьеса? — подумал Моэмон. — Посмотрю, пожалуй, а потом расскажу О-Сан!»
Получив циновку для сидения[96] , он занял место позади и с беспокойством оглядывался, нет ли здесь кого-нибудь из знакомых.
По пьесе один из героев тоже похищал девушку, и это было неприятно Моэмону, а когда он присмотрелся к тем, кто сидел впереди, то узнал супруга госпожи О-Сан!
Дух замер у Моэмона! Вот когда он поистине занес ногу для прыжка в ад!
Утирая крупные, как горох, капли пота, он выскользнул наружу и вернулся к себе в Танго. И уж после этого боялся Киото как огня.
Приближался праздник хризантем. В доме составителя календарей остановился торговец каштанами, который каждый год приходил из Танго. Рассказывая обо всем, что делается на белом свете, он, между прочим, спросил:
— А что приключилось с вашей хозяюшкой? Всем стало неловко, и ответа не последовало. Наконец хозяин сказал с кислым выражением лица:
— Сгинула…
Но торговец каштанами продолжал:
— Бывают же люди похожи! В Танго, возле Киридо, я видел женщину — как две капли воды схожа с вашей супругой, да и молодец этот с ней…
Молвив это, торговец ушел.
Муж не забыл этих слов. Он послал человека в Танго, и так как это действительно оказались О-Сан с Моэмоном, он собрал надежных людей и отправил их поймать обоих.
Так пришло возмездие.
Расследовав все обстоятельства, привлекли по этому делу и помогавшую им женщину по имени Тама.
И вот, вчера живые люди, сегодня они — всего лишь роса на месте казни в Авадагути[97] … Всего лишь сон, что приснился на рассвете двадцать второго дня девятого месяца…
Они ничем не омрачили последних своих минут, и все это осталось в предании. И сейчас жива память о них, словно все еще перед глазами у людей то желтое платье, что носила О-Сан.
ПОВЕСТЬ О ЗЕЛЕНЩИКЕ, СГУБИВШЕМ РОСТКИ ЛЮБВИ
Вкусна зелень в Эдо.