В них небрежно воткнут нарядный гребень размером больше обычного.
Красота этой девушки настолько бросалась в глаза, что не было необходимости описывать ее подробно.
Нижнее платье из белого атласа, разрисовано тушью, верхнее — из той же материи, но переливчатое, с вышитым павлином, который просвечивает сквозь наброшенную сверху сетку из китайской ткани.
К этому тщательно обдуманному туалету — мягкий пестрый пояс, на босых ногах — обувь с бумажными завязками. Модную шляпу за ней несут слуги, а сама она заслонилась веткой цветущей глицинии и словно без слов говорит: любуйтесь, кто еще не видел цветка…
Всех красоток, что перевидали сегодня, сразу затмила она. Всем захотелось узнать ее имя, и проходящие ответили: «Это барышня из знатного дома, с проезда Муромати. Ее прозвали „новая Комати"»[71] .
— Да, поистине это прелестный цветок! — решили повесы, и лишь много спустя узнали они, что у этого цветка «напрасно осыпались лепестки»[72] .
Предательский сон
Известно, что холостому мужчине доступны все развлечения, но даже и ему вечерами становится тоскливо без жены.
Так было и с неким придворным составителем календарей. Долгое время он оставался холостяком. И это в столице, где нашлись бы женщины и на разборчивый вкус! Но он желал найти жену, выдающуюся и по душевным качествам, и по внешности, поэтому трудно было ему подобрать подругу себе по сердцу.
В конце концов его «обуяла тоска, и как плавучая трава» ищет, к чему ей прибиться[73] , так и он принялся искать, на ком ему остановить свой выбор.
Тут до него дошли слухи о той, которую прозвали «новой Комати», и он отправился взглянуть на нее. А когда увидел, то сразу уверился: вот она, заслонявшая лицо веткой глицинии, что выделялась своей «неуловимой прелестью»[74] даже среди многих женщин, привлекавших внимание на заставе у Си-дзё прошлой весной.
«Это то, что мне нужно!» — решил он и, воспылав, так поспешно взялся за устройство своих брачных дел, что смешно было смотреть на него.
На улице Симо-татиури-карасумару, одной из тех, которые ведут ко дворцу, жила тогда известная всем сваха О-Нару, по прозвищу Говорливая. Вполне полагаясь на эту сваху, составитель календарей попросил ее позаботиться о свадебном бочонке[75] , а когда все было готово, выбрал благоприятный день и взял свою О-Сан в жены.
С тех пор ни первые цветы вишен весной, ни ранняя осенняя луна не привлекали его взора — так он был поглощен супружескими обязанностями.
Год за годом прошло около трех лет.
О— Сан уделяла много внимания рукоделию, за которым женщины проводят дни с утра до ночи. Она самолично возилась с индийской пряжей, а служанок сажала ткать. Она заботилась о добром имени своего мужа, превыше всего ставила бережливость -не давала расходовать лишнее топливо, тщательно вела книги домашних расходов… словом, была образцовой хозяйкой купеческого дома.
Хозяйство их процветало. Радость в доме била ключом.
Но вот однажды пришлось хозяину ехать по делам на восток, в Эдо. Не хотелось ему оставлять столицу, да что поделаешь, раз жизнь этого требует! Собравшись в дорогу, он отправился в проезд Муромати к родителям своей жены и сообщил им о своей поездке. Родители, беспокоясь о том, справится ли дочь с хозяйством в отсутствие мужа, решили подыскать смышленого человека, чтобы поручить ему ведение дел. И для О-Сан в хлопотах по дому он был бы опорой.
Повсюду одинаково родители пекутся о своих детях. Так и эти: от чистого сердца заботясь об О-Сан, послали в дом зятя молодого парня — звали его Моэмон, — который служил у них в течение долгого времени.
Этот парень был от природы честен, за модой не гнался — волос надо лбом не выбривал и рукава носил узкие, едва в четыре вершка шириной.