Разве мог он видеть чье-то огорчение в такой счастливый для себя день?
Снова кружилась карусель и радовалась детвора. Артамонова ласково и спокойно смотрела на мужа, оттиравшего запачканные руки.
Как все было хорошо!..
И как теперь все ужасно…
– Зачем?.. Зачем?.. Зачем?.. – повторяет Артамонова в пространство. – Ну зачем же?! Хоть бы спросить…
– Аля, когда началось… все это? – глухо произносит она, помолчав.
– Года полтора назад, – тяжело выдавливая слова, говорит сестра.
– И ты знала?!
– Ничего я раньше не знала! Я бы ему глаза выцарапала! Антон уже после аварии сказал.
– Но Антон знал! И ни слова?! Аля, этому нет названия!..
В кабинет Знаменского входит Томин.
– Как вы только разыскали несравненную Тасю? – говорит Бардин, здороваясь. Он оборачивается к Пал Палычу и вздыхает: – Самое смешное, что все это было абсолютно ни к чему. Очень любил жену, сына. Вкусы непритязательные. Вообще простецкий, славный парень. Ему бы пахать или слесарить… Я когда-то летал ужинать в город Ереван и умудрялся получать удовольствие! На то нужен особый склад. А Толя рожден для мирных, здоровых радостей… В последнее время уже понял, что живет «на разрыв». Еще бы немного – и мог образумиться. Жаль, не успел.
– Откровенный разговор? – спрашивает Томин.
– В таких пределах, – отзывается Знаменский, передавая ему протокол на одном листе, пробежать который – минутное дело. – Возникают вопросы?
– Два совсем маленьких, – невинно подыгрывает Томин. – Кто впутал вашего шурина? И во что впутал?
Бардин, стреляный воробей, сдержанно улыбается.
– Рад бы ответить!
– Антон Петрович! – укоризненно восклицает Знаменский.
– Что поделаешь. Толя был слабовольный, да, но надежный парень, не трепло. Сочетание этих качеств, вероятно, и привлекло, понимаете?
Томин готов отпустить сердитое замечание, Знаменский останавливает его жестом.
– Напомню одну мелочишку, Антон Петрович. Когда мы впервые обсуждали аварию на шоссе, вы поинтересовались: по дороге туда или обратно? Узнали, что обратно, и тотчас смекнули – крупная сумма!
– Да? – машинально роняет Бардин.
– Да. А я смекнул, что товарищ Бардин, стало быть, в курсе.
– В самых общих чертах, Пал Палыч. Наверняка не больше вашего. Насколько понимаю, через Анатолия проходила туда документация, обратно – деньги. Какая-то шарашка в области.
– По Киевскому направлению? – нажимает Томин.
– Да, кажется.
* * *
Однокомнатная квартира Артамоновых. Тут чисто, прибрано, немного голо. Обстановка до аскетизма проста. Комнату «утепляет» лишь детская кроватка, да горка игрушек на столике у окна. Единственное украшение стен – десятка два образцов чеканки разных размеров. Знаменский их задумчиво рассматривает, ожидая возвращения хозяйки, которая умывается в ванной.
Первый этап разговора уже состоялся, и ее худшие опасения окончательно подтвердились.
Артамонова входит в сопровождении собаки.
– Простите… минутная слабость.
– Вы увлекаетесь чеканкой? – Пал Палыч старается не выдать заинтересованности.
– Толе нравилось. С прошлого года начал собирать… Можно не развлекать меня светской беседой. Я действительно взяла себя в руки. – Она напряжена, натянута до звона, но голос ровный, глаза сухие.
– Галина Степановна, случалось, что муж работал дома с документами?
– Иногда приносил и что-то заполнял по вечерам. Раза два в месяц.
«Два раза в месяц выдают, например, зарплату…» Пал Палыч машинально берет поролоновую игрушку, сжимает и следит, как она принимает прежнюю форму. Артамоновой чудится невысказанный вопрос.
– Игорек у Аллы. Она опасалась обыска, ребенок мог испугаться. Вы будете делать обыск?
– Если ваш муж хранил какие-нибудь бумаги… то я бы посмотрел, с вашего разрешения.
– Письменного стола у него нет.