- Лазинский, - представился тучный мужчина в желтой рубашке с воротом нараспашку и сандалиях на босу ногу. - Надеюсь, я не заставил вас долго ждать, мы сейчас быстренько закруглимся.
Сотрудник органов госбезопасности, принесший фотографии, явно спешил закончить работу поскорее и не задавал лишних вопросов. «Может быть, он ничего не заметил, - подумал после его ухода Голиан, - но я просто не знаю, куда девать руки, все время верчусь на стуле, мнусь… Удивительно, но фотографии я разглядел яснее, чем толстое лицо Лазинского».
Зазвонил телефон: Голиан вздрогнул, услыхав голос инженера Бауманна.
- У меня нет времени. - Свой собственный голос он слышал словно издалека. - Если хочешь, часа в два пополудни ила что-нибудь около этого.
- Очень прошу тебя, в два часа уже может быть поздно! - настаивал старческий голос.
В окно было видно солнце, спрятавшееся за облаком, тополя, автобус у забора, за рулем курил шофер. Вахтер учтиво склонился перед Лазинским. И все это, словно далекое ночное море, омывает шум завода. Фосфаты на экспорт, их повезут поезда и пароходы. Ливан, Алжир, Куба…
- Сейчас я очень занят, - повторял он упорно и, повесив трубку, потащился в столовую. Селедки не было. Голиан взял булку с ветчиной. Он дожевывал свой бутерброд на телефонной станции и, поглядывая на телефонистку, ждал междугородную.
- Никто не отвечает, - сказала она.
В дверях вдруг показалась лысина. Это был инженер Бауманн.
- Это все? - спросил разочарованно директор. - У вас все, товарищ Сикора?
- Все, - подтвердил молоденький инженер с наивным мальчишеским лицом.
- А вы что скажете?
Стеглик тоже ничего не мог сказать.
- Ну а лаборанты? Знал кто-нибудь из них, что за опыты проводятся у вас в лаборатории?
- Вероятно, нет, - после короткой паузы ответил Стеглик.
А Сикора сказал:
- Не знаю, я с ними и знаком-то мало. Может, кое-кто и понимал.
- Следовательно, вы полагаете, что им известна лишь самая малость?
- Похоже, что так, - согласился Стеглик и засмеялся. - Парни думают только о футболе, а девушки - о парнях. Малишка Токарова, та, пожалуй, интересуется. Наверное, потому, что обожает Бауманна. Она вообще обожает пожилых холостяков.
- Бауманн вдовец.
- Все равно она его боготворит.
Дальнейший разговор - бесполезная трата времени. Сага отпустил инженеров и рассеянно уставился в пустоту. Потом достал папку Голиана и стал просматривать ее: отчеты, копии заключений об анализах полученного сырья и другие не представляющие интереса бумаги. Негласное соглашение руководства о том, что бывший эмигрант не должен иметь доступа к чему-либо серьезному, недоверие к его прошлому - все это Голиан безропотно принял и, кажется, понял, потому и не просил другой должности, смирился… И вдруг Сага насторожился - последним в папке лежал черновик заявления. «Прошу освободить меня от занимаемой должности, так как выполняемая мною работа меня не удовлетворяет, полагаю найти для себя…»
Директор отложил бумагу. Он подумал: «А мне ведь постоянно твердил обратное. И не только здесь, дома тоже. В коттедже со старыми почерневшими стенами, обвитыми диким виноградом». И тут на память пришли слова майора Швика: «Немедленно сообщите мне, если он вдруг решит уволиться…» Это было давно, с тех пор многое изменилось. Швика сняли. Но эта история с Бауманном… Нет ли тут какой связи?
Черновик заявления написан от руки, похоже, что авторучкой.
Сага достал из докладной Бауманна несколько страниц и сравнил. «Да, старик не обманул меня. И почерк тот же, и перо. Стеглик слышал, как Голиан вчера сокрушался о том, что изобретение это потянет на Государственную премию».
Директор закурил сигарету и, отыскав в записной книжке нужный номер, снял трубку.
Капитан Шимчик приехал в голубой «победе» и сразу же из проходной позвонил Саге.