Сейчас директор прикидывал: может, стоит обратиться к капитану Шимчику? Голиана едва ли убедишь, у Бауманна знакомства, он не угомонится, кому-нибудь пожалуется…
Инженера, вернувшегося из эмиграции, поддержали органы госбезопасности. Когда поступило его заявление с просьбой принять на работу, кадровик ездил по делам в Прагу и взял его бумаги с собой, зашел в министерство, и ему решительно сказали: «Пусть работает у вас».
Директор не знал, что делать. А впрочем, как ни крути, а ясности нет: кто же списал эту злосчастную формулу - Голиан или кто-нибудь из молодых, которым Бауманн поручал проводить опыты… Необходимо узнать, известно им что-либо об общем объеме работы, которую они проделали? И в чем суть этого открытия. Эх, следовало бы утром пролистать документацию и, зная, хотя бы приблизительно, о чем речь, вызвать обоих - одного, кажется, зовут Сикора, второго Бауманн называл чаще инженер Стеглик, насколько я наслышан, способный и сообразительный парень…
Он спрятал бритву, умылся и, завязывая галстук, принял решение: «Пусть над этим ломает голову Шимчик».
Анна Голианова вошла в комнату брата.
- Ты когда пришел? - спросила она.
- Поздно, - ответил тот, - а в чем дело?
Анна сказала, что до самой ночи его ждал директор Сага.
- Ну и пусть его…
- Похоже, тебя ничто не интересует.
Он ухмыльнулся и буркнул:
- Да.
На столе лежала открытка со швейцарской маркой. Анна взяла ее в руки; лицо ее осунулось, под глазами залегли темные круги. Нетрудно представить, как сестра провела ночь. Невестку она ненавидела - сначала за то, что брат женился на ней, потом за то, что она его бросила. Это была чисто женская ненависть.
- Не волнуйся, она не приедет, - продолжал Голиан, - просто в голову что-то взбрело, может, затосковала, может, какая-нибудь неприятность. Хотя я верю, что, когда писала, намерения у нее были серьезные. Но все равно она не вернется, испугается, и тогда она тоже испугалась. А ведь могла бы ехать со мной, говорила, что ей предлагают…
- Кто предлагал, люди из Мюнхена?
У инженера задрожали губы. Он кивнул:
- Да, Баранок, лично. Негодяй он, вот кто. Пристанет - не отдерешь.
- И к ней приставал?
- Ко мне. Возможно, к ней тоже, черт его знает, мы с ней тогда уже разошлись, порвали, я был без работы. Вера строила из себя гранд-даму… Половину пособия, что нам давали, выбрасывала на косметику. Однажды я не выдержал - сидел голодный, - в полном отчаянии хлопнул дверьми, потом пожалел… Но было уже поздно: когда вернулся, она исчезла. - Голиан прижал ладонь ко лбу. - Мне ее и сейчас недостает, - прошептал он, - иногда я хочу, чтоб она вернулась. Но нет, не вернется.
- А если вдруг вернется?
Голиан допил молоко.
- Нет, - покачал он головой и, отказавшись от бутерброда с сыром, сказал, что поест с похмелья в столовой селедочки. - Мы сегодня ночью с Эдитой выпили, - объяснил он. - Когда вернулся, хотел и с тобой чокнуться, но ты уже спала.
- Нет, - вздохнула Анна, - не спала.
- Света в окне не было, - сказал Голиан и вдруг заметил, что сестра внимательно рассматривает его рубашку. - Новая, вчера купил, перед самым закрытием, представь, оказался последним покупателем, только ушел - и магазин заперли. Мотор забарахлил, пришлось менять свечи, второпях весь извозился в масле… Думаю, нет, ее уже не отстираешь, взял и выбросил… Все равно была плохонькая… Убери, пожалуйста, эти булки!
Голиан дождался, когда сестра выйдет, и беспомощно огляделся вокруг: стол, старый диван, полочка с книгами, шкафчик… Картины, олеография - Христос, сидящий на скале. Стиснув зубы, он схватил свой портфель. Уже в дверях услышал из кухни голос сестры: «Вернись сегодня пораньше!» - но сделал вид, что не слышит.
В почтовом ящике у ворот газет не было - значит, Сага уже ушел.
Инженер Голиан сидел в своем кабинете и думал: «Здесь работа, а там, за окном, тополя, палатка, скамейки и зелень…»
Кто-то постучал в дверь.