Еженедельная колонка в течении четырех лет. Так далее и тому подобное. Сотрудничал с «Адвертайзинг Эйдж», «Принтерз Инке» и так далее и тому подобное. Вел передовицу в «Эбони» в 1967 году и так далее и тому подобное.
— Послушайте, — обратилась к нему Элен, — вы знаете, что это всего лишь временная работа? Только на месяц? Мы платим сто пятьдесят в неделю в течение месяца, потому что мы зашиваемся. Столько всего навалилось… Но если не случится чего-нибудь непредвиденного, в конце месяца у вас не будет работы. Вы это понимаете?
— Я понимаю.
Элен почесала переносицу и пристально посмотрела на него.
— Знаете, — сказала она, — я за свою жизнь поменяла немало работ. И каждый раз, когда я проходила собеседование, какой-нибудь ублюдок из отдела кадров улыбался мне сладенькой улыбочкой и говорил: «Ну, теперь расскажите мне о себе». И мне хотелось ответить, что я курю опиум в подъездах, пристаю к маленьким девочкам и что на животе у меня татуировка» «АМЕРИКА — ЛЮБИ ЕЕ ИЛИ УБИРАЙСЯ ПРОЧЬ!»
— Да-да, я знаю.
— Но теперь я по другую сторону и вынуждена задать вам тот же вопрос. Итак, расскажите мне о себе.
— Что вы хотите знать?
— Почему вы ушли из «Газетт»?
Ха, каким неторопливым и спокойным тоном заговорил он! На мгновение ей пришла в голову безумная мысль, что он все это заранее выписал себе и вызубрил — вроде как молитву.
— «Амстердам Газетт», — внимательно подбирая слова говорил он, — это ежедневная газета, издаваемая в Гарлеме и посвященная делам и проблемам негров. Так вот… Год назад мистер Томас Агуин, издатель и владелец «Газетт», решил, что его газета должна принять более активное участие в деятельности черных организаций, занимающихся улучшением положения негритянских общин в Америке и в Нью-Йорке в частности. Мистер Агуин созвал встречу всех сотрудников — исполнительных директоров, редакторов, издателей, журналистов, распространителей и так далее, вплоть до уличных разносчиков — и предложил, чтобы «Газетт» стала благодаря их усилиям самым авторитетным изданием в жизни Гарлема и в политике Нью-Йорка. В частности, он предложил, чтобы представители газеты, ее сотрудники, были бы теснее связаны с гарлемскими организациями — вооруженными формированиями, группами по борьбе с преступностью, отрядами по борьбе с наркотиками, церквями и коммерческими фирмами. Он хотел, чтобы мы включились в работу этих организаций, предоставили им место на страницах газеты и рассказывали о них в своих статьях. Он хотел, чтобы мы произносили речи на собраниях и помогали в организации различных мероприятий. В общем — активно участвовали…
— И что сказали на это сотрудники «Газетт»?
— Они решили, что это просто здорово.
— А вы что решили?
— Что я решил? Ну… конечно, я тоже решил, что это здорово. Но дело в том… дело в том…
Он склонил голову и сцепил пальцы рук. Его лицо было гладким, блестящим и таким безволосым, что, казалось, оно никогда в жизни не знало прикосновения бритвы. Он взглянул на нее снизу вверх таким взглядом, будто собирался запустить воздушного змея в тесном пространстве туннеля.
— Я полагаю, — сказал он, — у меня нет этого хренова божьего дара…
Если он хотел этой фразой шокировать ее, то ему это не удалось. Но ей стало любопытно, почему он пытается, чтобы его побыстрее выставили за дверь.
— Как это понимать?
— У меня не получались речи. У меня не получались даже статьи, а ведь это мое ремесло. Мне это не интересно. В этом моя беда — я не чувствую никакого интереса.
Он махнул рукой. Его небольшие уши плотно прилегали к черепу; жесты казались невероятно привлекательными. Глаза смотрели печально и разочарованно — взглядом опытного игрока в шахматы.
— Вы многих знаете в Нью-Йорке? Я имею в виду журналистов.