Под печной бок пустили женщин, медичку и хозяйственниц. Наверняка уступили бы и Ольше, всё-таки солдатам не чужда снисходительная бережность к слабому полу, но девчонка ходила за своим нанимателем, как привязанная, и ночевать тоже устроилась рядом с ним. Брент улыбался, глядя, как она тщательно развешивает какую-то охранную конструкцию, а затем хмыкнул, когда девчонка замоталась в кокон из одеяла.
Только нос и торчал.
Глава 6
А ведь хорошо спалось, черно и пусто. Впервые за долгое время она заснула так глубоко: будто закрыла глаза и открыла их обратно через мгновение, а все часы сна были полностью вырезаны из сознания. От этого и голова казалась пустой и посвежевшей.
Ещё ей наконец-то почти не было холодно, только босые ноги немного озябли. Но привычный тугой узел в груди разжался, воздух был тёплым, и даже поясницу не кололо иголочками. Ольша повела плечами, выпутываясь из сонного онемения и пытаясь определиться, не пора ли вставать, и только тогда в полной мере осознала, как именно был устроен этот неожиданный уют.
Одеял было два: в одно она замоталась сама, прямо поверх всей одежды и расправленной на съёжившемся теле куртки, половиной второго с ней великодушно поделился Брент. Казённое одеяло для мужчины было коротковато, спал он на спине, неподвижный, как статуя, только широкая грудь медленно ходила вверх-вниз. Правую руку Брент закинул за голову, а Ольша устроилась у него под боком, носом в подмышку, раскрытые ладони прижаты к его боку, как к грелке.
Пах Брент, кстати, скорее приятно. Потом, табаком, дорогой, мужчиной, но и чем-то спокойным и летним, как разогретый солнцем лес.
Ещё он был тёплый, почти горячий. Обычно это про огневиков говорят, что о их кожу и обжечься можно случайно. Про обжечься выдумки, но температуру тела медики у огневиков особо не отслеживали, считая бессмысленным показателем. А здесь то ли у Брента разыгрался жар, то ли саму Ольшу разобрала лихорадка, но крупное мужское тело казалось сейчас всё равно что печкой.
Ольша завозилась, села. Дежурные у фургонов уже сменились, откуда-то сверху отчётливо пахло свежим хлебом, сигнальная конструкция почти выдохлась, а тело намекало, что пора бы посетить уборную. Всё вместе это означало, что утро наступило, и как раз сейчас можно прокрасться к умывальне и привести себя в порядок без лишних глаз.
Не то чтобы Ольша чего-то стеснялась полевая жизнь быстро избавляет от такого нелепого недостатка, как глупая девичья стыдливость, но оставаться голой рядом с плещущимися мужиками всё равно было неприятно. Особенно, когда в глаза лезет едкое мыло.
Она обновила заклинание над Брентом, подоткнула ему одеяло и накинула сверху второе, подтянула к себе мешок с вещами, головой на котором она и спала. И тихонько выскользнула из комнаты.
Вода в умывальной была ледяная, с корочкой, и отлично бодрила. Умывшись и обтеревшись, Ольша привычно высушила постиранное бельё силой, а потом макнула палец в зубной порошок и окончательно ощутила себя человеком. В зале уже орудовали ложками посетители, среди них и старший Горлем, и несколько стихийников, и обалдевший от такого соседства местный. А хлеб был одуряющий, горячий, кисловато-солёный от каких-то трав, с хрусткой смазанной яйцом корочкой, и просили за него всего-то полторы лёвки.
Сперва Ольша всерьёз подумала, что здесь в ходу располовиненные монеты, а потом раскусила хитрый план: можно было отдать три монеты и получить две булки, можно было отдать две взамен на булку и стакан компота, а вот получить только хлеб сам по себе было никак нельзя. Половину лёвки за компот было жалко, и Ольша, сдавшись, решила поделиться лишней булкой с Брентом или просто придержать её до обеда.
Горлем глянул на часы, явно прикидывая, не пришла ли пора объявлять подъём, но пока остался сидеть. Люди выползали в зал и сами, один за другим, вполне бодрые или заспанные. Легко звякнуло и ольшино заклинание: Брент проснулся, а затем, судя по отклику потянувшейся вслед за ним конструкции, занял место в очереди под умывальной.
А ты хорошенькая, добродушно уронил Брент, осторожно опускаясь на хлипкий на вид стул и прислушиваясь, не подломились ли ножки.
Мебель выдержала испытание с честью. Когда спишь зубами к стенке! Замужем?
Нет, хрипло отозвалась Ольша, резко передумав делиться с ним хлебом.
Мужчина? Любовник?
Мир его духу, мрачно сказала она.
А. Извини.
Ольша пожала плечами. Брент заказал две тарелки пшённой каши, кусок яблочного пирога, полдюжины варёных яиц, хлеб и здоровенную миску квашеной капусты. С ума сойти, сколько он жрёт, как только корона не разорилась содержать такого вояку!.. Или, может, это он оголодал на солдатском пайке, вот и нагуливает теперь жир за всё время ужасных лишений?
Яйца и капусту Брент поставил на центр стола, явно предлагая присоединиться, а одну из тарелок и пирог поставил прямо перед Ольшей. В пирог она вцепилась поскорее, пока не передумал. Кусок был небольшой, а стоил дороже, чем целая булка хлеба. Но разве станет Ольша мешать взрослому человеку тратить его собственные деньги?
Из капусты она украдкой воровала длинные брусочки моркови и клюквины. Если Брент и замечал это, то, по всей видимости, не имел возражений. Он сосредоточенно, тщательно жевал, и только иногда поглядывал на Ольшу.