В ту ночь ему приснился причудливый сон, как он шел средь мутных зеркал и сальных свечей в бальном зале, потолком которому служила сама небесная твердь. Небесные светила мрачно взирали на людей из предвечной тьмы, и не нашлось в их взглядах места ни любви, ни теплу. Мимо проплывали изящные дамы, что, прикрываясь веерами, шептали друг дружке милые пустяки и замолкали при его приближении. И Петр вдруг отчетливо осознал, что он был в грязных сапогах, оставлявших черные следы на белоснежном мраморе,
а он сам стал здесь чужим прямо как эти старые сапоги.
То тут то там мелькали чёрные тени кавалеров. Хлопая полами фраков, они подлетали к дамам и спешили ангажировать одну из них на танец. Сияя бриллиантовыми запонками и малахитовыми камеями, они начинали вальсировать, не замечая, как ветшала их одежда, волосы схватывал иней седины и меркнул блеск в глазах. Так кружились они в танце жизни до тех пор, пока не рассыпались пеплом. Одна лишь музыка продолжала звучать, словно невидимый смычок водил по его ребрам, а неведомый флейтист играл на позвоночнике как на флейте.
Когда же Петр сам пробовал подойти к дамам, те прятались за своими подругами, за нежными веерами, за звонким «Je suis désolé, monsieur!» На душе его было муторно, ведь он точно знал, что где-то там его уже ждет та единственная, которую он искал всю жизнь. Где-то вдали мелькнуло платье цвета сирени, и Петр узнал ее и ринулся ей навстречу.
Молодой человек, имейте совесть. возмутился пухлый господин, похожий на кота, которого Петр едва не сбил с ног.
Прошу прощения, я должен спешить.
О, дела сердечные, как я погляжу. Открою вам секрет: купите примус, лучшее лекарство от любовного недуга правильное вложение средств.
Непременно, непременно.
Петр пожал протянутую лапу и помчался дальше, умело лавируя между вальсирующих пар. И ему было страшно, и он бежал все быстрее, оскальзываясь на собственной грязи, и страх липким шлейфом тянулся за ним. Одна единственная мысль подгоняла его словно кнутом: если он не поторопится, то ту, единственную, уведет кто-то другой. Однако, она пропала, растаяла, словно дымка, и даже зеркала забыли облик ее. Но вот мимо пронеслась дворняга, высунув алый язык. Сам не зная отчего, он бросился следом за ней и бежал, пока та не легла у ног той, которую он искал всю жизнь.
Черные кудри обрамляли бледное вытянутое лицо подобно раме для совершенной картины. Черты же ее лица терялись в тенях, утекали как вода сквозь пальцы, как кровь из простреленной раны. Кавалеры избегали ее, словно та была больна или дурна собой. Петр застыл в немом восхищении. Он видел ее. Он видел ее настоящую.
Она была высока и широка в плечах и преисполнена тихой благодати, как волшебная лампа, на которую кто-то по недомыслию накинул грубую шаль.
Что же мы, mon cher, язык проглотили? обратилась к нему дама с вопросом.
Tu contiens dans ton oeil le couchant et l'aurore, tu répands des parfums comme un soir orageux словно молитву прошептал Петр знакомые строчки.
Tes baisers sont un philtre et ta bouche une amphore, qui font le héros lâche et l'enfant courageux. подхватила его слова незнакомка. А вы полны сюрпризов.
А вы не та, за кого пытаетесь себя выдать. Позволите? Один лишь танец, о большем просить я не смею. сказал он, согнувшись в поклоне.
Райской птицей защелкал веер, неся блаженную прохладу.
Подумать только, что сны делают с людьми, столько вежливости сказала она, вкладывая в свою руку в его. Вам, mon cher, я ни в чем не могу отказать, запомните мои слова.
Покачивая в танце, незнакомка положила голову ему на плечо.
Не хочу просыпаться. сказала она.
Я всегда буду ждать вас по ту сторону снов. был ей ответ.
Он знал, что сама музыка небесных сфер благословила их танец, но блаженство сие длилось недолго. Жестокое солнце снизошло на землю, сжигая на своем пути все, до чего могли дотянуться его глаза-лучи. Суровый лик, исполненный тысячи очей, искал того, кто больше всего на свете желал бы скрыться от его взора. Не долго думая, Петр заслонил собой незнакомку, подставив свое лицо под удар беспощадного света.
Он проснулся от кашля сестры, смутно припоминая, что снилась ему какая-то чрезвычайно омерзительная педерастия. Лицо пылало так, словно он заснул на солнцепеке. Однако, страх за сестру быстро изгнал любые другие мысли из головы юноши. Катя склонилась над тазиком. Дрожь пробежала по худощавому телу, и девушка разразилась новым приступом кашля. Подоспевшая Груня помогла ей придержать волосы и протянула тряпицу. Петр вытер глаза и принялся торопливо наводить лекарство. Дрожащие руки никак не хотели его слушаться, и драгоценная жидкость лилась мимо, янтарными слезами застывая на деревянной столешнице.
Ну-ну, заживет как на собаке. сказала служанка.
Петр поднял голову. Безумная надежда озарила его лицо. Ни слова не говоря, он выбежал из комнаты сестры. До рассвета было всего ничего, а ему предстояло много работы.
А, франт энтот? Не, пущай обождёт пока. Смотри-ка, кажись, попались наши любители спиртяги. сказал Трофимыч, протягивая Петру несколько бумаг.