На этот раз папа отрывается от изучения книжки. Закрывает ее и поворачивается ко мне. Я улыбаюсь, широко и довольно. Мне нравится, когда папа на меня смотрит. Он красивый! И все говорят, что мы похожи. У меня такие же, как у него, глаза! Цвета рибюзы! Или бирюзы? Ай, неважно!
И что же вы, моя дорогая, удумали безобразничать?
Папа всегда разговаривает со мной как со взрослой! Я выпрямляю спину, старательно развожу плечи и приподнимаю подбородок. Да, вот так. Как взрослая!
Разве вам непонятно, почему не стоит сейчас раздеваться? В экипаже дует, а после болезни любой человек ослаблен.
Папа смотрит осуждающе. Он не строжится, как мама, но его и не разжалобишь пыхтением. Сложно!
Шарф колючий, признаюсь я нехотя.
Но он необходим.
Зачем? У платья высокий воротник, мне не холодно. У мамы тоже высокий воротник, и она не носит шарф.
Папа улыбается, наклоняется и доверительно шепчет:
Это потому, что у мамы нет медальона, который нужно хранить.
И у меня нет. Вот был бы, я бы хранила, киваю важно.
И шарф бы носила?
Конечно.
Смешные у папы вопросы. Кто бы не носил шарф, если бы ему доверили спрятать под ним что-то важное? Все бы носили!
Что ж, тогда держите, моя дорогая.
Папа снимает что-то с шеи и собирается протянуть мне, но его останавливает мама.
Ронвальд, а это не подвергнет ее опасности?
Она уже в опасности, дорогая. Хальдор никогда не ошибается. Значит, и насчет Эвелин он сказал верно.
Мне не нравится их разговор. Они хмурятся, оба выглядят беспокойными. Мне не нравятся, когда они беспокоятся. Их нужно отвлечь!
Я спрыгиваю с сиденья, ныряю под него и достаю плетеную корзину, накрытую сверху шалью. Шустро открываю и вытаскиваю оттуда толстяка Бигда. Ух, тяжелый! Зато пушистый-препушистый!
Глядя на него, мама улыбается, и я довольно улыбаюсь в ответ. Вот, она уже не беспокоится! Ссаживаю Бигда на сиденье и поворачиваюсь к папе. Он смотрит внимательно, долго-долго. Наконец, он протягивает мне кругляшок на цепочке. Ух ты! Какой красивый!
Это не простое украшение, Эвелин
И столько линий! И вон те две так смешно переплелись, как вермишелины в тарелке! Интересно, а их можно распутать?
поэтому ты должна беречь его
Ух, как он отблескивает на свету! Прям начищенная монетка! Точно, монетка! Что же папа медлит? Почему не надевает мне на шею?
Ты все поняла, Эвелин?
Да-да!
Что же тут непонятного? Беречь подарок, никому не показывать. Я ж не маленькая
знаю, как хранить секреты!
Папа снова смотрит долго, хмурится. Я тоже начинаю хмуриться. Он что, передумал отдавать мне монетку? Или ему тоже хочется погладить Бигда?
Папа качает головой и все же надевает мне на шею монетку. Прячет ее под одежку и поправляет этот дурацкий шарф. Уф, теперь не снять. Пообещала же.
Как думаешь, далеко еще? спрашивает мама.
Нет, через полчаса остановимся. Но ненадолго, тут же добавляет он. Мы не можем медлить.
Мама кивает. Они снова хмурые. И даже Бигод их не радует. Странно. Разве этот толстяк может не радовать? Он же такой пушистый и мягкий! И мурчит громкогромко! Я забираюсь на лавку к Бигду и принимаюсь наглаживать рыжий бок.
Мы едем долго. Очень долго, но наконец останавливаемся. Папа хотел посадить Бигда обратно в корзину, но я упросила оставить его мне. Я же большая, я справлюсь! И папа это знает.
На улице темно и холодно. Бигод прячет нос в моем колючем шарфе. Вот смешной! Папа с кем-то разговаривает. Мама постоянно оглядывается. Интересно, разве ей хоть что-нибудь видно в такой темени? Нас приглашают войти внутрь какого-то дома. Он мне не нравится там грязно и плохо пахнет. Но зато там горит свет. Внутри много столов и лавок, но все пустые. Еще бы! Темно ведь, поздно. Все наверняка спят, как маленькие.
Мы садимся за стол, я спускаю Бигда на лавку. Глажу мягкий бок и чешу за ушами. В доме тепло, дурацкий шарф теперь мешает еще больше, но я терплю. Я ведь обещала.
Папа просит принести поесть. Мама снова хмурая. Гладит меня по голове, но даже не смотрит на нас с Бигдом только на дверь. И чего в ней может быть интересного? Я тоже принимаюсь ее разглядывать. Смотрю долго, старательно, все пытаюсь понять, чем она так нравится маме?
Еду приносит толстая дама. Точнее,
хочется назвать ее словом, которое я слышала от нашего конюха «баба». Папа говорит, это грубое слово, и повторять его нельзя. Но как звать тех, кто совсем не похож на опрятных дам? Она мне не нравится. Вот и Бигод на нее шипит. Стоит ей подойти еще ближе, как Бигод спрыгивает на пол. Я спрыгиваю следом. Нельзя его упустить! А то папа подумает, что зря мне поверил и перестанет разговаривать со мной, как со взрослой.
Глупый Бигод бежит к самой двери. Тут кто-то входит, а Бигод юркает в щель.
Стой!
Эвелин!
Мамин крик я почти не слышу сама кричу громче, пытаясь вразумить рыжего толстяка. Он бежит быстро, но и я не отстаю! Папа точно меня похвалит, когда я вернусь с Бигдом!
В темноте кота плохо видно. Но я все же догнала и отыскала его в углу какой-то постройки. Тут сыро и пахнет еще хуже, чем в доме. Надо возвращаться, иначе мама снова будет хмуриться она не любит, если я пропадаю надолго. Почему-то боится.