В небе кружились звезды. Внезапно почувствовав, как взгляд застилает мутная пелена, он закрыл глаза и прислонился головой к стене. Наверно, прошло не очень много времени, когда он снова услышал тихие шаги, звон серег и браслетов. Выйдя из-за шатра, она присела рядом. В руках у нее был белый лоскут.
Давай завяжу и осторожно дотронулась до его плеча, словно уговаривая. Он резко отстранился. Глядя ему в глаза, она все с той же бесконечной осторожностью взяла его руку.
Позволь. Я потом уйду Так ничего?
Он и правда почти ничего не почувствовал, боль была где-то внутри, а сверху обугленная плоть уже не отзывалась на прикосновения. А у нее чуть дрожали пальцы может, ей было страшно смотреть на рану, где под черными струпьями сгоревшей кожи и сгустками запекшейся крови светилась кость.
Ты не смотри, услышал он ее голос. Сожжено это не огнем, а золою
Заря утренняя до полудня Что за дурь она там лепечет? Вечерняя до полночи Зарок до слова Губы у нее шевелились почти беззвучно, повторяя какую-то заумь. Ключ в камень, замок в воду Поймав его взгляд, она глубоко вздохнула, склонилась ниже, и он разобрал только прерывистый шепот, что-то вроде «пусть на меня» Потом завязала узел на полотне и осталась сидеть неподвижно, держа его руку на коленях.
Ты исцелишься и у тебя все будет хорошо.
Он усмехнулся. Она взглянула ему в глаза и, едва заметно покачав головой, коснулась ладонью его лба. Рукава у нее соскользнули, обнажая выбитые на теле рисунки, по обычаю, этот их странный узор. Витые линии и острые зубцы на белых тонких запястьях Ее ладонь была прохладной, и это легкое прикосновение словно унимало жар.
Ты пить хочешь?
Он неопределенно мотнул головой и промолчал, так что это можно было принять и за согласие и за отказ, не хотел просить ее о чем бы то ни было, но и прогонять вроде ни к чему Она быстро встала и исчезла в темноте. Вскоре появилась, неся кувшин. Налила воды в резной кубок, протянула ему. Стараясь пить не жадно, он искоса рассматривал ее лицо, неясно видневшееся в далеком отблеске костра. На голове у нее была широкая узорчатая лента, как у всех этрусских женщин, несколько прядей выбились и спадали на виски, а дальше волосы разметались по плечам.
Допив, он отдал ей кубок и, помедлив, проговорил:
Спасибо.
Ее ресницы дрогнули. Ясно, что она может здесь делать только одно быть утехой каждого, кто пожелает Да, говорят, и все их женщины распутного нрава Но он все же спросил:
Кто ты?
Она помолчала.
Меня зовут Дарина и, словно угадав, о чем он думает, отведя взгляд, тихо закончила: Мне уйти?
Как хочешь. Он и сам не знал, хочется ли ему, чтобы она ушла. Она замерла рядом, так, что даже дыхания не было слышно, а потом снова
протянула руку, отвела со лба его слипшиеся волосы.
Как же ты смог сделать такое не договорив, она закусила губу. Я позову врача?
Не надо. И, видя, что она хочет встать, повторил более твердо: Нет!
Он невольно дернул рукой, огненная волна боли снова захлестнула его, и он как в тумане видел рядом испуганные глаза и, словно издалека, слышал отчаянный шепот все, все, я не иду, а потом, когда боль постепенно схлынула, увидел, что она сидит, вся сжавшись, будто оцепенев. Ну, а ей-то что? Странная девица, и впрямь словно не в себе И отчего она взялась ему угождать, из любопытства, от скуки? Так досадили свои, что готова услужить врагу? Или теперь можно не считать его врагом? И она просто Это было бы хуже всего потому что это правда! Переведя дыхание, он с холодной усмешкой взглянул на лежащий рядом меч и отвернулся, далекий свет вдруг как-то так лег на лезвие, что слепил глаза. «Ты свободен» «и будешь жить долго». Вот приговор? Нет, боги не осудят его на это, неужели он прогневил их так сильно
Ты уже выиграл свою войну.
Наверно, он говорил вслух, или она умеет читать мысли?
И не только свою, а всего Рима. Царь Порсенна завтра отправит послов с предложением о мире «Этот народ непобедим», таковы были его слова
Ты не лжешь?!
Да, пожалуй, я ошиблась. Уголки ее губ чуть дрогнули в улыбке. Не завтра, а сегодня. Видишь, уже светает День будет ясный
«Тин буда еснои» Небо на востоке начинало бледно синеть, повеяло свежим утренним ветром. Сумрак рассеивался, и теперь он лучше разглядел ее лицо. Она была не такой юной, как ему показалось вначале похоже, его ровесница. И очень хороша собой.
А вот ты думал неправду. Она помолчала, глядя куда-то в сторону, в предрассветную мглу. Ты будешь сражаться, пока жив.
Что еще ты мне нагадаешь?
Я не ворожея Но и не слепа, вижу, с кем говорю Твоя мать должна гордиться тем, что родила такого сына. А твоя жена что ей выпала честь иметь такого мужа.
Матери я не помню, и у меня нет жены. Он сам не знал, почему сказал ей это, ведь кто она ему?
Значит, большая честь ожидает ту, кто станет твоей избранницей
Уж не ты ли на это надеешься? он усмехнулся, наблюдая за ней. Этот разговор немного отвлекал от боли, от лихорадочных мыслей, обычный разговор, какой ему случалось вести множество раз с подобными ей. Ведь она такая же, как все эти девки, на которых не женятся, которых можно просто взять, когда появится желание, как берешь чашу вина. Или не такая?