Когда пошел второй час этого дефілядства, начались незаметные телодвижения по «квадратам»: итальянцы начали переступать с ноги на ногу; румыны, забросив свою «победную румынскую оружие» (английские гвинтівки времен Первой мировой войны) за спины, хухали в кулаки; еспанці с «голубого корпуса», одуревшие от холода, начали делать какие-то физические упражнения и напрочь нарушили построение; мадьярам дождь смыл помаду с усов, которые совсем обвисли, и они вместо бравых гусар стали похожими на пехотных окопных словаков, которых терпеть не могли; словаки, которые стояли рядом, венгров ненавидели еще больше, чем немцев, потому отказались от горячего вина, которое мадьяры подогревали на небольшом костре, разложенном внутри парадного квадрата, а пили свою сливовицу; немцы, как истинные арийцы, молча терпели голод, холод и усталость, но после малозаметных подозрительных движений в квадратах летунов и моряков их белокурые лица приятно покраснели, пехота и эсэсовцы через свою чрезмерную дисциплинированность от шнапса отказывались, хотя с огромными усилиями и желудочными спазмами; украинцы вхитрялися каждый глоток водки с перцем заедать бутербродами с чесноком и салом: финны пили не таясь, и кое-кто из них уже был таким пьяным, будто он был финном не на дефиляда в Москве, а на экскурсии в Петербурге; хорваты устроили между собой легкую драку: только японский батальон стоял неподвижно, как нарисованный.
Хорунжий Левицкий окачурился и был злой, как всегда, когда его нагло обманывали, он знал, что его обманывают, но ничего не мог поделать.
Да они издеваются, шипел сквозь зубы к Остапа Назарука, который стоял рядом, на хрена этот парад варіятський, кому это нужно? Показуха!
Показуха, Митре, это основа основ национал-социализма, смеясь, ответил Остап. Как? Натерпишься несколько противней?
Давай. Пусть их шляк трафить! К черту!
Хорунжий Левицкий поменялся местами с есаулом Татаренком, который стоял во второй шеренгах, и взял серебряный раздвижной ковшик, ему налили настоящей новоселицкой водки с перцем. (Теперь такой водки уже не умеют делать, теперь просто бросают двое перченят в бутылку, а суть перцовки заключается в том, чтобы сохранить и вкус, и запах красного перца. К сожалению, секрет изготовления истинной водки с перцем потеряно. Авт.), выпил. Дали ему кусок белого хлеба с ломтиком вудженого сала с розовой мясной полосой и мелко покраяним зубком чеснока.
Знаешь, Дмитрий, что я слышал сегодня утром, еще до алярму? заедая вторую рюмку перцовки, говорил чотар Назарук. Я ходил в штаб, потому что мне пришла срочная телеграмма из Львова. Хочешь, прочитаю?
От нее? спросил Дмитрий.
От нее.
Тогда не читай.
Не буду читать, но говорит, что любит.
А ты здесь пиячиш в Москве.
Но я же вежливый, с москвинками не того. И слушай, что я слышал. В штабе я имею колєгу-радиста, это он и оказал мне телеграфічний связь в обход оперативного отдела, поэтому этот Їлько все знает, будь уверен, он простой вестовой, но генералы порой того не знают, что знает этот львовский батяр. Он позвонил в нашу касарню в четыре часа доднини и через дежурного вызвал меня к себе. Я очень хотел спать, но чотар Петрук сказал магические
слова «Телеграмма из Львова», и я вскочил
Имей тако давай, имей кратко, ибо ты зачнешь рассказывать, что тебе снилось. Что ты слышал?
Я хочу подряд, чтобы ты не думал, что я вру, потому что Сталина, которого мы поймали вот этими руками, не будет на дефиляда
А кто будет?
Не знаю, а Сталина не будет.
Что ты, Остап, мелешь? Тебе больше горівки нельзя.
Митре, зашептал на ухо хорунжему Левицькому чотар Назарук, я не вру. Їлько все знает, поэтому сегодня доднини, когда я ходил по телеграмму, он мне рассказал такую байку, но то не байка то правда, бо мало какой генерал знает то, что знает этот вестник-телеграфист. Еще позавчера Адольф Гитлер дал команду привезти пленного 1 с лефортівської тюрьмы в свою резиденцию на даче в Кунцево. Они говорили без свидетелей почти три часа.
Как без свидетелей, они что оба французский язык знают?
В том то и дело, что ни Гитлер, ни Сталин никаких иностранных языков не знают, должны иметь переводчиков. А это уже утечка информации.
Допускаю, мрачно сказал Левицкий. Но не могу поверить, что твой Їлько был одним из переводчиков.
Нет, он не был, хоть знает, скурвий сын, едва ли не все европейские языки, но он имеет друзей везде, «Голубая мафия», знаешь, что это такое?
Что, содоміти? Тьфу, гадость! сплюнул Дмитрий.
Пусть гадость, но они один за другим держат знаешь как?
Как?
Как первые христиане.
Закрой свой кощунственный рот, святотатче, потому как хлопну по нем, окрысился на Остапа Дмитрий.
Тем не менее, Митре, эти содоміти держатся вместе даже через линию фронта. Страшной силы организация, эта «Голубая мафия», не обращают внимания ни на национальность, ни на партийность.
А ты что так их перфектуєш, ты, может
Боже упаси, перебил Дмитрия Остап. Ну что ты, Митре, ты же меня знаешь.
Дмитрий знал Остапа. Это был редкий жонолюб. Старался ни одной юбки не пропустить.