Жаль только, что внутри больше нет жизни
Я засовываю руку в горшок с землей, в которую воткнута давно засохшая орхидея, и выуживаю оттуда ключ.
Родители решили оставить дом таким, каким он был при ней, говорю я Суинберну.
Ты уверена, что не хочешь сообщить им?
Мне нужно побыть одной, Чарли, мне нужно подумать обо всем, что случилось. Это лучшее место.
Я поднимаюсь
по лестнице и иду в гардеробную. В доме, кажется, словно бабушка всего лишь вышла на несколько минут и вот-вот вернется. Там я нахожу костюм, оставшийся от дедушки, который был примерно такого же телосложения, как Суинберн.
Когда я спускаюсь, я застаю его с интересом разглядывающим портрет бабушки и дедушки. Два счастливых медных дракона, молодые, впереди у них вся жизнь, совсем, как у меня, они смотрят друг на друга с такой любовью, что сердце мое сжимается. Как жаль, что их нет рядом, когда они так нужны мне.
Они такие счастливые, говорит Чарли.
Они были вместе всю жизнь, с самого детства, и умерли в один день.
А что с ними случилось? Ты никогда не рассказывала о них.
Я вздыхаю, пытаясь отогнать от себя мрачные воспоминания.
Прости, Чарли тут же улавливает мои чувства. Ничего не говори.
Не за что извиняться, Чарли. Просто мне больно вспоминать об этом. С ними случился несчастный случай несколько лет назад. Вот костюм моего дедушки, я думаю он подойдет тебе. Не можешь же ты ходить повсюду в таком виде.
Суинберн рассеянно оглядывает себя и улыбается.
Где тут можно вымыться? спрашивает он.
Так гораздо лучше! говорю я, разглаживая складку на костюме, когда Суинберн приводит себя в порядок. Он даже как-то умудрился отмыть свою шевелюру холодной водой, так что теперь его медные волосы светятся, как новенькая монета.
Совсем скоро все так или иначе узнают, Дженни. На месте твоей могилы теперь разрытая яма и пустой гроб, газетчики очень быстро раздуют из этого сенсацию и начнут осаждать всех твоих близких. Пусть уж лучше они узнают от меня, чем от них, Я пойду к твоим родителям. Объясню им все.
Спасибо, Чарли, говорю я, понимая, что он прав. Нет никакого смысла прятаться. Нет никакого смысла скрываться. Но почему же у меня на душе так тяжело? Почему что-то так отчаянно удерживает меня от того, чтобы как можно скорее оказаться поближе к родным А точнее поближе к Айвену?
Суинберн смотрит на меня долгим взглядом зеленых глаз, словно пытается понять, о чем я думаю, потом кивает мне.
Я скоро.
Я провожаю его взглядом. Смотрю как он идет по траве, выходит на дорожку и идет по переулку. На повороте он оглядывается и взмахивает рукой. Я отчетливо вижу его взгляд и улыбку. Раньше с такого расстояния я увидела бы только неясный силуэт. Но теперь, даже в сгущающихся сумерках, я вижу каждый волосок в его шевелюре.
Я захожу в дом и закрываю за собой дверь, оставаясь в полной тишине и одиночестве.
Провожу руками по корешкам книг, они во множестве стоят на шкафах. Касаюсь пальцами вещей, которые были дороги моей бабушке. Мне казалось, что если я останусь здесь одна я сразу все пойму. Сразу все встанет на свои места.
Я сажусь на кресло, в котором она так любила сидеть. Оно чуть скрипит.
Что же со мной случилось, бабушка? шепчу я в пустоту и откидываю голову на спинку кресла. Как я могла стать серебряной?
Я сосредотачиваюсь на тишине, прислушиваясь к мельчайшим звукам. Что же я забыла? Почему мне так тревожно? Что не пускает меня?
Я словно бы пытаюсь узнать ответ у этой тишины. Но она отвечает мне лишь звуками, свидетельствующими о том, что здесь полно жизни. Я слышу, как паук ткет свою паутину в соседней комнате под кроватью. Слышу писк мышиной семьи, обосновавшейся где-то в подвале. Слышу, как в фонарь на заднем дворе бьется мотылек.
Чувствуя, что засыпаю, на самом пределе своего нового слуха я слышу еще какой-то звук, исходящий из подвала. Словно переливчатый звон. Звон этот плавно нарастает и затихает, словно волны прибоя. Он словно зовет меня туда, вниз, как будто ждет меня там, ждет давно и терпеливо.
Что это такое?
Незаметно для себя, слушая тишину, я засыпаю. Погружаясь в темный и ласковый сон без сновидений. В нем есть только этот теплый звон и голос бабушки, которая что-то говорит мне, маленькой но я не слушаю.
Дженни, вдруг будит меня знакомый низкий голос. Любовь моя.
Я вздрагиваю и распахиваю глаза. Айвен стоит передо мной на коленях, его глаза полны слез. Он дрожащей рукой тянется к моему лицу.
Я не могу поверить Как это возможно? дрожащим голосом говорит он.
Глава 12
При виде мужа я внутренне съеживаюсь, словно ожидая чего-то плохого, и поджимая ноги и обнимая их руками.
Не трогай меня! говорю я, удивляясь самой себе и вжимаюсь в кресло, желая исчезнуть, раствориться, не быть здесь. Быть где угодно, только не рядом с Айвеном.
Да что со мной такое?
Постой, любимая
Не трогай меня,
Айвен.
Ты жива! Ты правда жива!
Дженни, твои глаза Ты переродилась! Это же потрясающе, это же все меняет!
Он удивленно замирает, видя мои серебрянные глаза и я, пользуясь возможностью, вскакиваю на ноги и подхожу к окну.
Суинберн стоит на улице, освещенный тусклым газовым фонарем, и что-то говорит моим малышам. При виде их мое сердце изо всех сил рвется туда, к ним. Они сонно потирают глаза и я отчетливо слышу, что они говорят благодаря своей новой силе.