- Нет, не из-за тебя. Давай вспомним, как все было: я хотел добить беднягу, а ты помешала мне. Благодаря тебе он остался жив. Я виноват, святоши виноваты. Ты не виновата. Ясно?
Согласия пастырь не услышал. Прижал Миру к себе, уложил руку на волосы и провел вниз. Каждое поглаживание было наполнено заботой, желанием приободрить. Мира не замечала, чтобы с кем-то еще Хаос был таким нежным. Его чуткость пробивалась только в их личных беседах, только ее он раз за разом продолжал жалеть.
Спорить с ним не выходило, эмоции наспех менялись от пары предложений, и даже пресловутое чувство вины отступило под влиянием неспешных движений.
- Я зашел ненадолго. Идем, провожу в комнату, поспишь хотя бы немного.
- Я останусь с ней, лягу рядом.
Мира уперлась руками в его грудь и мягко отстранилась. На полпути не удержалась, встретилась с ним лицом к лицу и замерла уже без сил. Взгляд пастыря перетягивал на себя все внимание, заставлял фокусироваться лишь на чуть светящихся радужках. Темнота комнаты отступила, потерялась в этом свете, как нечто ненужное, слабое. Все испарилось. Кроме него.
Сероватые зрачки проделали небольшой путь к ее губам и вернулись назад в другом выражении. Помутненные, но уверенные в своих идеях.
Мира сглотнула, заметив, как лицо Хаоса приблизилось к ней. Они уже не думали, лишь пытались держать дыхание ровным. Между губ горячий воздух, миллиметры свободного пространства. Девушка сжала одежду на груди пастыря. Этот миг напряжения оба хотели растянуть на как можно более долгий срок. Что-то держало их на расстоянии, пока желания туманили разум.
Кто сдастся первым?
Уголок губ Хаоса дрогнул, мельком показалась лукавая усмешка. Проигрывать он не планировал, потому позволил руке осторожно сползти по бедру, спрятанному под юбкой платья. Ноги сами собой встали в более устойчивую позицию, и подняли его, заставили вырасти над Мирой внушительной горой. Девушка, будто стараясь удержать, обхватила шею и чуть подалась вперед. Это было зеленым сигналом, тем, что он ждал. Хаос поймал ее губы, впился в них, не давая даже шанса прервать поцелуй. Пальцы скользнули по его шее, проникли под ворот, даря любимое ощущение прохлады. Его же почти случайно оказались под платьем, поглаживая обнаженную кожу.
- У тебя горячие руки, - сохранять такое же спокойствие теперь было сложно, Мира звучала слишком громко, лишком горячо.
- Тебе ведь нравится.
Она кивнула, не в силах признаться вслух. Спрятала глаза, прикусила раскрасневшуюся губу. Хаос испытал дикое желание сделать то же самое. Ласково, но настойчиво сжал волосы Миры на затылке и потянул, заставил посмотреть на него. Нежное, почти невинное касание губ. Что-то особенное было в таких медленных, тягучих поцелуях. В том, как Мира позволяла ему мучить себя, с каким трепетом принимала каждое его движение. Самым приятным было углубляться, в этот момент она дрожала, переставала дышать и сосредотачивалась только на нем.
Хаос ввел язык дальше. Мира повторила за ним и в момент, когда почувствовала их соприкосновение, испустила тихий стон. Мышцы шеи под ее ладонями напряглись. Неминуемо последовала новая приятная пытка: костяшки пальцев провели горячую дорожку по внутренней стороне ее бедра. Нежная кожа тут же покрылась мурашками, отвечая на ласку.
Пастырю становилось все сложнее держать себя под контролем. Хаос никогда не страдал беспричинными вспышками эмоций, редко выходил за рамки, которые ему поставили, но теперь хотелось большего. Отказаться от Миры оказалось непосильной задачей, спасало одно существо, прожившее долгую жизнь, знало простую истину: терпение вознаграждается.
Не доведя пальцы до верхней точки, он осторожно вытащил их из-под одежды и специально неторопливо, давая Мире потянуться за ним, отстранился. Наблюдать, как бессознательно она желает его близости, было приятнее всего, что он ощущал.
- Мне пора.
Мира открыла глаза. Большие, зеленые, полные тумана.
- Хорошо.
Улыбнувшись на прощание, он погладил ее по щеке и вышел. Какое-то время девушка смотрела ему вслед, не понимая, действительно ли это произошло или просто привиделось ей. Тяжесть в теле не давала сосредоточиться на чем-то другом. Низ живота ныл, кожа отчаянно просила его тепла. От одной мысли, что его губы могут касаться и ее шеи, и плеч, и даже уйти ниже, Мире хотелось заскулить. Это было похоже на одержимость. Вспомнив, как Хаос целовал ее руки, она коснулась
затылком стены.
Это было чем-то большим, чем желание повторить произошедшее в душевой пансиона. Мира хотела быть ближе к нему. Он притягивал, опьянял, его улыбка вызывала эйфорию, и если бы ей выпал хоть один шанс дать ему все, что она имела она бы им воспользовалась. Хаос вдруг стал для нее центром всего.
Если бы только существовал способ навсегда сплести их души. Безумная мысль, от которой Мира почему-то ужаснулась.
Унимая беспокойно пульсирующие мышцы, она легла на постель рядом с Мари. Убедившись, что подруга в порядке, повернулась на другой бок и попыталась заснуть. Только вот мысли о Хаосе неуемно отгоняли даже намеки на сон.
Она перекатилась на спину и устремила взгляд в потолок. На губах остался его вкус что-то горькое, смутно знакомое. Однажды, во времена учебы, Ира выкрала из столовой начатую бутылку вина. Его оставила кухарка, тогда персонал пансиона нанимался не из числа прихожан тииноистских церквей, потому порой возникали некоторые казусы. В прочем, после этого случая даже уборщиц выбирали искренне верующих. Мире и ее подругам было по пятнадцать и четырнадцать лет, они планировали просто понюхать запретный напиток, но вскоре решились даже продегустировать. Кому конкретно принадлежала идея вспомнить уже тяжело, да и исхода не отменяло никому их них не понравилось. Они с трудом закупорили бутылку и отнесли ее назад. Отец Юрий узнал, сменил трудовые кадры, а всем воспитанницам провел урок по воспитанию и насильно заставил молиться на протяжении нескольких часов, ведь за руку никого не поймал.