Придержав обувь, Хаос медленно освободил ногу Миры. Затем приступил ко второй. Снова осторожно обхватил язычок двумя пальцами и принялся спускать ее вниз, до упора. Неторопливо. Эта медлительность гипнотизировала девушку, за его действиями хотелось наблюдать вечность.
Когда второй сапог оказался рядом с первым,
пастырь сел еще ближе. Подвигаясь, поднял глаза. С такого ракурса его немного надменный, хмурый, сложный от множества вопросов и воспоминаний взгляд казался мягким, невинным, податливым. Он не то проверял, что она следит, не то сам не сдержался и показал то, что хотел скрыть.
Аккуратно снял брюки и, сложив на полу, осмотрел рану.
- Нужно перевязать заново, но бинт чистый Позову лекаря, чтобы принес новый.
Хаос и встать не успел, когда Мира перехватила его.
- Нет, не надо. Можно перевязать и этим, он сам скоро подойдет. Он же приходит раз в несколько часов, так что
Правитель вновь сел у ног девушки и принялся развязывать узел ткани. Ее ступня стояла на его колене, потому ей пришлось еще тщательнее прикрываться ниже пояса. Но в Хаосе будто тоже что-то изменилось выше раны он не поднимал глаз, был сосредоточен и аккуратен. Его поглотили собственные настырные мысли. Понять, что же они твердили, о чем без конца вторили и вопрошали, никому из живущих, кажется, суждено не было. Вдруг одна из них все же заговорила, озвучила сама себя чуть шипящим, проникновенным мужским голосом:
- Что было в том подвале? Что с тобой делали?
Мира замерла. Она не ожидала, что правитель демонов спросит об этом. Вспоминать произошедшее совсем не хотелось, учитывая, что воспоминания о том месте и без того преследовали ее, стоило сомкнуть веки.
- Ничего такого, что стоило бы обсуждения.
- Расскажи мне.
Хаос глянул на нее мельком, все тем же невинным взглядом, продолжая перевязывать зарастающую рану. Выглядел, как любопытный ребенок, слишком серьезный для своего хрупкого возраста.
- Я Не думаю Вряд ли это нужно.
- Нужно, - настоял он.
Мира дождалась, пока перевязка завершится, затем отодвинулась, прижавшись к спинке. Пастырь поймал ее запуганный взгляд, сложил локти на подлокотники кресла, а подбородок на сцепленные кисти. Выглядел так, будто видел человека насквозь, чувствовал все, что творится у того внутри, пропускал через себя и мог наверняка ответить, какую боль тот несет. Требовал, чтобы ему признались, но не давил. Выжидал. Терпения сыну Творца было не занимать.
- Когда ты пропал, - Мира сконцентрировалась на напольной плитке, абстрагируясь, - мы остались втроем. Нас связали, усадили спинами друг к другу в круг и по очереди задавали одни и те же вопросы. Мы не отвечали по разным причинам. На что-то просто не знали ответа, а о чем-то не могли сказать. Ходили от меня к Мари, а от нее к Константину. Мы не ели, не спали, не знаю, сколько времени прошло. Ты знаешь?
Хаос кивнул.
- Может, дня четыре.
- Немного.
- Для этого и пара часов вечность. Что они делали?
- Резали, жгли, били, - перечислила девушка почти равнодушно, если бы не дрожь в голосе, - Николаю особенно нравилось вредить какими-то простыми способами, без крови. Он не любил, когда смотрели в глаза, всегда бил по лицу. К огню вообще не прикасался, этим Злата пользовалась. Если резал, то мало, угрожал - много. Только спрашивал. Умом не отличался, но считал себя всемогущим.
- Отвратительное сочетание, - подметил Хаос безрадостно. Мира заметила, что зрачки его стали серыми. От тебя он просил больше остальных, так?
Мира несколько раз дернула подбородком, подтверждая.
- Требовал, чтобы я тебя вернула, а я не могла. Не знала, как. Даже если бы знала не стала бы.
Пастырь приподнялся и, тяжело выдохнув, прижал лоб девушки к своей груди.
- Зря, малышка. Если можешь защитить себя каким-то способом, даже подставив кого-то другого пользуйся им. Тем более в случае, когда это касается меня.
- Ты бы тоже так поступил? Со мной.
- Нет. Я бы удавил их быстрее, чем они высказали свои гнилые требования.
- Еще он засовывал иглы в порезы, - вдруг вспомнила Мира. Она сказала это таким тоном, будто просто прервалась на полуслове. Один раз едва не отрезал язык Константину. Там всегда кто-то кричал.
Хаос все обнимал девушку, пряча в таком положении свои побелевшие глаза. Внутри него клокотала злость, бурлила, как вулканическая магма. Родилось это чувство из-за подавляемой злости самой Миры, она не понимала, что чувствует, и насколько разрушительны ее мысли. Хаос лишь подпитывался ими и транслировал, как зеркало. В такие моменты, когда между ними налаживалась связь, у него без труда выходило прочитать ее всю, от корки до корки, прощупать каждую эмоцию, как свою. И то, что он ощущал, ему совсем не нравилось.
Будь в его руках кто-то другой, его кости неотвратимо затрещали бы.
- Почему ты не плачешь, рассказывая такие вещи? спросил он. Никакой грусти, никакой жалости. Только ярость.
Мира пожала плечами вихрь, едва поднявшийся внутри, быстро
стих, точно кто-то дунул на зажженную свечу. Повернувшись, она уткнулась носом в напряженную шею и глубоко вдохнула. Запах Хаоса умиротворял, это был запах настоящего хвойного леса. Прикушенная губа отдавала горечью, оставшейся после поцелуя.