Всё чаще засиживались Диньер и Эмелина допоздна в кухне, за чаем с домашним печеньем, болтая с Корой обо всякой всячине. Либо устраивались в большой зале, возле камина, сбросив новенькие диванные подушки прямо на пол, накрыв купленными в Призоне мягкими покрывалами их жесткие бока, расшитые серебряными и золотыми нитями.
Мебель и прочая "обстановка", после пары визитов льерда Ланнфеля и поверенного Кортрена в Призон, к нерасторопным ремесленникам и проведения с последними задушевной беседы была всё же доставлена в имение Ланнфель "до снега".
Правда во время той беседы, пришлось изрядно покраснеть льерду Кортрену, да посмущаться! Как и потом долго бороться с острым желанием вымыть ядовитым, щелочным мылом уши, дабы избавиться от застрявших там эпитетов, более уместных для военных плацев, казематов или питейных домов, чем для чувствительного к таким выражениям слуха прилично воспитанного мужчины.
- Может, зря вы так с ними? - осторожно спросил поверенный всё ещё разозленного Ланнфеля, забираясь следом за тем в тот самый, многострадальный, прошедший крушение и починку, экипаж - Всё же люди, льерд. А вы их так, и так...
- Мухи сонные, а не люди, - отрезал Диньер, усаживаясь - Люди обычные слова понимают, эти же только такой язык. Помойный. Чего ты переживаешь? Так им и надо. Или что... мне их пожалеть стоит, а самому на голом полу сидеть, да в карман к себе Эмелинино барахло складывать? Шкаф ей надо плательный, хотя бы один. Моя баба в узлах, да на крючках по стенам вещи хранит, а я должен каких - то соплежуев услаждать... Сейчас, ага. Разбежался. Всё, не ворочай глазами. Поехали отсюда.
Вот так, благодаря несдержанному на язык, да и на кулак вольнику, вожделенная Эмелиной "обстановка" прибыла в Ланнфель вовремя на радость то и дело ахающей и взвизгивающей от восторга молодой льерде, и сдержанно улыбающейся прислуге Коре.
- Оюшки, Диньер! - верещала магичка, хлопая туда сюда ещё крепко пахнущими лаком дверцами с вырезанными на них вензелями и узорами - Смотри, какие шкафчики! Глубокие, с полочками... Тут всему место будет, и моим платьям, и твоим рубашкам. Помогите мне, Кора, вещи разложить... И цвет какой! Удивительно под наши гобелены... А светильники, ты видел светильники? Это же просто прелесть что такое!
Льерд любовался женой, одновременно борясь с сильным искушением отправить и Кору, и расставляющих мебель работяг прочь. После же, уложив благоверную животом на встреченную ею восхищенным воплем высокую тумбу для мелочей, задрать подол и отжахать супругу по самое не хочу.
"Вот и цени, дорогая, - вместо этого только и подумал - Вот и прикинь, что имеешь теперь, и что имела бы с тем своим... мать его. Твой папаша, кстати, уже обмолвился, что Ригза как партнера никогда не рассматривал, и помогать бы ни стал ни ему, ни тебе, если б вы сочетались браком..."
Хоть и исчез благоразумный сопляк из поля зрения вольника, честно сдержав обещание и не напомнив о себе ни словом, ни визитом, ни письмом с того самого, памятного разговора под лестницей, а всё таки чего - то опасался льерд... Даже малейшая мысль о существовании соперника выводила Ланнфеля из себя.
Нет. Само собой, было понятно, что этого Сверчка - Дурачка Эмми не любит, да и не любила никогда. Ну вот и опять же...
Кого она вообще - то любит, эта Эмми? Себя? Деньги? Маслобойню? Возможность стать богатой и независимой ни от чего? Последнее, скорее всего, вернее! Ни от чего. И ни от кого. Ни от Ригза. Ни от него, Ланнфеля.
Хотя... Это ведь хорошо.
Привязанность, любовь всегда скоротечны, и всегда проходят. А вот желание тепла, возможности знать, что на свете есть место, где можно набить брюхо вкусной едой и выспаться в жаркой постели - это бессмертно. И всегда необходимо.
"А значит вот он, тот колышек для твоей привязи, та клетка для тебя, ДОРОГАЯ моя Серебрянка, - катал льерд в голове обжигающие, хищные мысли, как тяжелые шарики - Ведь для тебя это важно? Это. Значит, и будь довольна. А уж подобие свободы я тебе обеспечу. На этот счет можешь даже не переживать."
А оно и было, это подобие.
Внешне супруг почти не ограничивал Эмелину ни в чем. И в Призон, и на обожаемую молодой льердой маслобойню вместе ездили. А уж к братьям и папаше несколько раз отпускал он её даже одну. Ну... разве что в сопровождении Кортрена, да взяв твердое обещание вернуться не позже сумерек.
- Холодно уже, Эмми. Да и темнеет рано... Ты вот что. Если хочешь, поезжай с Кортреном, а к шести я тебя заберу. Годится, моя хорошая?
Конечно, ей всё годилось!
Этот Приезжий оказался не так уж и плох. Во первых, внешне ничего так себе. На лицо приятен, даже красив. Телом подтянут, поджар аки хищный зверь... И на темперамент такой же. Нрав жестковат и вспыльчив, правда! Но зато быстро отходчив и... ночами просто ой, ой, ой, как ласков. Особенно, если накануне провинится, наорёт, либо обзовёт "дурой" или как - то ещё. Раскаивается, поди, за тот, неудачный и стыдный "первый раз" и за то, что сделал ей, бедняжке Эмелине, больно и неприятно.
Вот и заглаживает вину, вот и старается.
Неизвестно ещё, как поступил бы Тин в подобных обстоятельствах... Хотя нет, известно. Он УЖЕ сделал, как хотел. Просто сбежал, поджав хвост, ровно трусливая собачонка, оставив любимую на растерзание Неведомому Чудищу...