Через пару часов и несколько покупок, супруги были уже в экипаже.
- Хорошо съездили, - подытожила Эмелина, глядя в окошко на проплывающие мимо дома и ускользающий день - К раннему вечеру дома будем. И потратили немного... О, льерд! А это у вас что?
Диньер вытянул руку и разжал кулак.
- Битка, - объяснил он, подкинув на ладони серый кожаный мешочек с крепко перевязанной тонким шнурком горловиной - В лавке с мелочевкой купил. Там, где ты ленты смотрела.
Эмелина наклонила голову:
- Я знаю эту игру... Это же в камушки, да? Выигрывает тот, у кого на руках остается меньше четырех камней. Проигравший выкладывает себе из доставшихся ему камушков "могилу"... Верно?
Вольник кивнул:
- Да. А ты играла, что ли?
Льерда Ланнфель яростно затрясла головой:
- Конечно, и сколько раз! У нас Ферн её просто обожает! Только почти всегда проигрывает, хххих... Верите, нет... Однажды он проиграл папашины серебряные часы и свой новый ремень проезжему торговцу. Уууй, и крику - то было...
И тут, сбросив с плеч тяжелый, надоевший плащ, вольник смешливо блеснул потемневшими изумрудами глаз:
- Сыграем, Серебрянка? Пока едем. Или ссышь?
- Я?! - негодующе визгнула супруга, сдирая с рук перчатки - Да как вы... Ладно. Что на кон?
Воцарилось томительное молчание, нарушаемое разве что "бумканьем" колес по земляной дороге, глухими присвистами ветра, мелкими стуками камушков в мешочке, да тяжелым дыханием ожидающей решения мужа льерды Ланнфель...
- В общем так, - очень медленно начал бывший казематник - На "интерес" только ссыкуны играют, сама понимаешь. Я предлагаю вот что. Если выигрываешь ты...
- То маслобойня ТОЛЬКО МОЯ! - нетерпеливо перебила Эмелина, прижимая руки к груди - Годится?
Ланнфель кивнул, про себя отметив, что загребущие ручки супруги вдруг стали похожи на паучьи лапки. Вот - вот, и вырвутся острые коготки, пробив нежную, розовую кожу подушечек тонких пальцев...
- Годится, Эмми. Но если вдруг выиграю я, то ты сегодня же ночью встанешь на колени и будешь умолять меня, чтоб я тебя отодрал по самое не хочу. Годится?
И вот тут наметанному глазу бывшего казематника стало явно видно, как борются теперь в драгоценной супруге, желая разорвать её на части, сразу три Чудища: природная Бильеровская алчность, Астсоновская честность и приобретенная в Пансионе некоторая "салонная" выучка.
С одной стороны, очень хочется, да и выгодно, но ведь с другой - то стороны негоже молодой льерде внимать таким соблазнам...
Наконец, Эмелина решительно кивнула, немного отодвинувшись и застилая обшитое кожей сидение большим, чистым, носовым платком:
- Годится, льерд Приезжий. Кидайте вы первый.
...Меж тем, экипаж, ровно покачиваясь, немного замедлил движение.
Размытая непогодой дорога опасно осклизла, и возчику приходилось быть очень и очень осторожным именно на этом отрезке пути...
Глава 17
До имения доехать оставалось совсем немного.
Общая дорога, соединяющая Призон и провинции, немного повернувши вправо, грозила уже оборваться, закончившись у широкого, нового, аккуратно уложенного шлифованным камнем, пути к поместью Ланнфель.
- Всё, Серебрянка, - едва сдерживаясь от ехидного хихиканья, объявил торжественно вольник - Продулась ты, причём в пух. Скидывай камни, выкладывай себе "склеп". И готовься платить...
Эмелина яростно замотала головой, натужно побагровев лицом. Сжала кулаки, вдавив в розовые ладони острые, побелевшие ногти.
- Нетушки, - зашипела, аки раскаленное масло на сковороде - Последний кон, льерд. Решающий. И маслобойня МОЯ! А вы обрыбитесь, Погорелец! Не видать вам ни... ничего! Кидайте. Кидайте, говорю!
Медленно положив ногу на ногу и закуривая, Диньер степенно кивнул:
- Хорошо, дорогая. Седьмой кон. Он же последний. Но форы не будет, ты её профукала. Теперь всё решаю только я. Годится?
- ДА! - рявкнула магичка, тяжело дыша - Да, ДОРОГОЙ.
Ланнфель хищно оскалился.
Такой, вот именно ТАКОЙ - багровой от гнева, с нервно дёргающимися плечами, осыпанными серебром волос, с тонкими, побелевшими "паучьими"
пальцами и хриплым дыханием, строптивица невероятно нравилась ему!
Собственно, эта пепельнорозовая дрянь привлекала вольника и раньше. Да что там говорить... Ржавой, ядовитой иглой тварь впилась в сердце и плоть в ту самую минуту, когда маленький медальон с шелковым портретом внутри, лёг в его ладонь.
Но теперь...
Ааа, сука! Именно теперь он был готов, отбросив и камни эти, и свои понятия особой "чести" отщепенцев, воров, каторжан и казематников, прямо здесь прижать льерду Стервозу к жесткому сидению, задрать ей ноги, да и отшарахать до боли, до помутнения разума...
Да, прямо так. Против её драгоценного желания. Против всех Законов - её, Мира, Богов... Даже против своих Законов. Всем можно бы поступиться, только чтоб узнать, какова на вкус Эмелина Ланнфель... Каков её ИСТИННЫЙ аромат.
- Расскажи мне, Эмми, - едва справясь с собой, горячо выдохнул, мерно протрясая камни в кулаке - Перспектива спать со мной НАСТОЛЬКО ужасна? Неужели в первый раз было так уж плохо? Но ведь ты сама так захотела, я не настаивал...
- Не отвлекайтесь, - перебила льерда, следя бегающими глазами за предстоящим "кидком" - Хватит месить, кидайте... Но, если хотите знать... что ж. Я скажу. Да, мне было плохо. Больно. И очень мерзко потом... Хотя, льерд! Вам - то что за печаль? Сами же говорили, что я в вашу постель на пару раз. И что в Призоне вас ожидает целая толпа горячих красоток! Только вот чего это, пока мы по городу шлялись, я этой толпы не видела, а? Врун вы, льерд Приезжий, вот что я вам ска...