После совершения «тихого» государственного переворота в октябре 1964 года, когда Н.С. Хрущев был низвергнут с политического Олимпа и отправлен на пенсию, он принялся писать свои мемуары. Вернее, он надиктовывал тест на магнитную ленту, а уже его сын Сергей и зять А. Ад-жубей корректировали текст мемуаров и организовывали его распространение, прежде всего на Западе («Khrushchev Remembers»,1970 г. «Хрущев вспоминает»).
В редакции, опубликованной за рубежом, версия А. Гарримана, опубликованная в 1959 году, была существенно расширена, дата сердечно-сосудистого коллапса перенесена на субботу 28 февраля, наконец-то упомянуто о врачах, которые появились на второй день болезни. Окончательная версия выглядела следующим образом:
«Сталин заболел 28 февраля 1953 года. Маленков, Берия, Булганин и я были у него на даче Ближняя в субботу ночью Как обычно, обед продолжался до 5б часов утра. Сталин был после обеда изрядно пьяный и в очень приподнятом настроении. Не было никаких признаков какого-нибудь физического недомогания Мы разошлись по домам, счастливые, что обед закончился так хорошо Я был уверен, что на следующий день, в воскресенье, Сталин вызовет нас для встречи, но от него не было звонка. Вдруг раздался телефонный звонок. Это был Маленков, он сказал: «Слушай, только что звонила охрана с дачи Сталина. Они думают, что со Сталиным что-то случилось. Будет лучше, если мы поедем туда. Я уже сообщил Берия и Булганину. Будет хорошо, если ты немедленно выедешь» Я быстро оделся и поехал на дачу Сталина Через 15 минут я был там. Когда мы все собрались, мы посетили дежурных офицеров, прежде чем идти в комнату Сталина. Офицеры объяснили нам, почему они подняли тревогу: «Товарищ Сталин обычно почти всегда вызывает кого-нибудь и просит чай или что-нибудь поесть к 11 часам. Сегодня он этого не сделал». Поэтому они послали Матрену Петровну узнать, в чем дело. Это была старая дева, которая с давних
он сразу не умер, но и не смог бы выжить. Умирать Сталин должен был при свидетелях, в том числе таких, как его дети и врачи.
«Оптимальный план» предусматривал взрыв дачи Сталина, когда он спит (значит днем). Под видом продуктов нужно было доставить динамит для взрыва не только помещения Сталина, но и прилегающих зданий, чтобы заодно ликвидировать и лишних свидетелей.
За успех «малого плана» должны отвечать все четверо, ответственность за успех «оптимального плана» Берия брал на себя лично. В каждом из этих планов предусматривались и превентивные меры: из Москвы надо было удалить, под разными предлогами, явных сторонников Сталина, особенно тех, кто ведал средствами коммуникации и информации (Министерство связи, радио и телевидения, ТАСС, редакции «Правды» и «Известий»), а также некоторых видных руководителей из Министерства обороны, МГБ, МВД и комендатуры Кремля. В то же время наиболее надежных сторонников «четверки» (маршал Жуков и др.) следовало вызвать в Москву. Все средства связи дачи Сталина, его кремлевской квартиры и служебных кабинетов, начиная с определенного Х-часа, выключались из всех общих и специальных правительственных проводов. Все машины дачи, Сталина, охраны и обслуги «конфисковывались» с начала Х-часа. Все дороги к даче и от нее как по земле, так и по воздуху закрывались для всех, в том числе для всех членов Президиума ЦК, кроме «четверки».
Функции членов «четверки» были четко разграничены: Берия отвечал за «оперативную часть» плана, Маленков за мобилизацию партийно-государственного аппарата, Хрущев за столицу и коммуникации, Булганин наблюдение за военными. С самого начала Х-часа «четверка» объявляла о «тяжелой болезни» Сталина и брала в руки власть «до его полного выздоровления». Так легализовывались все действия заговорщиков. Самым оригинальным в этом рассказе надо считать, пожалуй, то, что заговорщики утвердили оба плана сразу! Начать решили с «малого плана», но в случае его провала, тут же пускался в ход запасной, «оптимальный план». Если заговор, так с абсолютно гарантированным успехом, этому учил ведь и сам Сталин («бить врага надо наверняка!»).
После такой подготовки и состоялась встреча «четверки» со Сталиным на его даче в Кунцево вечером 28 февраля 1953 года» .
Далее приводится уже рассмотренная выше версия успешно реализованного «малого плана» заговорщиков.
Хотя А. Авторханов решительно отмежевывается от авторства этой сногсшибательной версии, но видимо, подсознание подсказывает, что как-то нужно «отметиться», не хуже известной всем с детства лягушки-путешественницы, что это «я придумала». Спрашивается, зачем тогда не к месту приводить фрагмент воспоминания дочери Сталина о женщине-враче у смертельного одра ее отца, который приводит А. Авторханов в конце своего повествования по поводу версии «старых большевиков»: «При этом невольно вспоминается место из книги Аллилуевой, где сказано несколько слов о какой-то таинственной женщине-враче у постели умирающего Сталина: «Молодые врачи ошалело озирались вокруг Я вдруг сообразила, что вот эту молодую женщину-врача я знаю, где я ее видела? Мы кивнули друг другу, но не разговаривали» (Двадцать писем к другу, стр. 7).