- Как насчет клуба какашкоголовых? предлагаю я.
Он фыркает. Какашкоголовая. В детстве это было самым большим оскорблением.
Секунду мы боремся, пытаясь дать друг другу подзатыльник. Ой, - говорю я, когда он выкручивает мое запястье. Когда ты успел стать таким чертовски сильным? Он отступает и ухмыляется. Эта перепалка с Джеффри кажется удивительно приятной. Он стал почти прежним собой, с тех пор, как мы вернулись с собрания, словно он, наконец, дал себе разрешение жить дальше, какой бы груз не лежал на нем прежде.
Кристиан смотрит на нас. Он единственный ребенок и ему не понять тонкого удовольствия от подтрунивания над братом. Я последний раз толкаю Джеффри, чтобы сровнять счет и занимаю свое место за столом.
Джеффри приземляется на стул напротив меня.
Анжела подходит к нам сзади. Она садится, не говоря ни слова. Открывает свой блокнот.
- Итак. Неотложное дело, - говорю
я.
Она делает глубокий вдох: - Я изучала продолжительность жизни полу-ангелов, - говорит она.
- Это имеет отношение к тому, что ты спрашивала мистера Фиббса сколько ему лет? интересуюсь я.
- Да. После того, как на прошлой неделе я увидела собрание, мне стало любопытно. Мистер Фиббс - Квортариус, я практически уверена, но он выглядит гораздо старше твоей мамы, а она - Димидиус. Теперь вы понимаете, что меня смущает.
Я не понимаю.
- Или мистер Фиббс должен быть на много старше твоей мамы, - начинает она объяснять, - или возраст твоей мамы исчисляется иначе, чем его. Что приводит меня к мысли, что если Квортариус, который только на четверть ангел на семьдесят пять процентов человек то он и стареет в таком же соотношении к человеческому возрасту. Люди, в основном, не живут дольше ста лет, но Квортариус может прожить сто двадцать пять. Тогда понятно, почему мистер Фиббс выглядит старым.
Она останавливается. Барабанит ручкой по блокноту и выглядит взволнованно.
- Продолжай, - говорю я.
Еще один глубокий вдох. Она не смотрит на меня, и это начинает выводить меня из себя. Я думала о том, что Димидиус, который всего наполовину человек, может жить как минимум в два раза дольше, где-то двести двести пятьдесят лет. Так что твоя мама полу-ангел среднего возраста. Она выглядит примерно на сорок. Столько ей и есть.
- Звучит так, как будто ты все уже выяснила, - говорит Кристиан.
Она сглатывает: - Мне казалось, так и было. Говорит она странным невыразительным голосом. А потом я прочла это. Она переворачивает несколько страниц в блокноте и начинает читать. - Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии это ангелы, как минимум, в широкой трактовке их называют ангелами - увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал.
Я знаю этот отрывок. Это Библия. Ветхий Завет глава 6. Появление Нефилимов: полу-ангелов.
Но Анжела продолжает чтение: - И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. Затем он возвращается к Нефилимам, когда «сыны божьи и дочери человеческие и дети их» и всем этим «героям древности», и мне это показалось странным. Сначала речь идет о Нефилимах, затем Бог ограничивает срок жизни человека, а затем речь снова идет о Нефилимах. Но потом до меня дошло, что это срок не людей. Эта часть в середине не о людях. Бог создал нас смертными.
- Бог создал нас смертными, - тупо повторяю я.
- И не важно, способны ли мы прожить сотни лет. Мы не проживем дольше ста двадцати, - подводит итог Анжела. Я читала про это всю ночь, и не смогла найти записи ни об одном Димидиусе или Квортариусе, который бы прожил дольше. Каждый, о ком мне удалось найти хоть что-то, умирал либо до своего сто двадцатилетия, или в течение этого года, но никто не дожил до сто двадцати одного. Внезапно Джеффри издает шокированный звук. Он вскакивает на ноги. Ты несешь чушь, Анжела. Его лицо искажает выражение, которое я никогда раньше не видела, дикое и отчаянное, полное ярости. Оно пугает меня.
- Джеффри, - начинает Анжела.
- Это не правда, - говорит он, будто угрожает ей. Как такое возможно? Она совершенно здорова.
- Окей, - медленно говорю я. Давайте успокоимся. Итак, нам отмеряно сто двадцать лет. И ни дня больше, так?
- Клара, - шепчет Кристиан, и я чувствую от него что-то вроде жалости, а затем на меня обрушивается осознание.
Я такая дура. Как я могла быть такой глупой? Вот я думаю, что все нормально, что сто двадцать лет это нормально, потому что мы хотя бы останемся молодыми и сильными. Как мама. Мама, которая не выглядит старше сорока. Мама, которая родилась в 1890. Маргарет и Мэг, и Мардж, и Марго, и Меган, и все эти незнакомки, кем она была в прошлом. И Мэгги моя мама, которой несколько недель назад исполнилось сто двадцать.
Меня тошнит.
Джеффри бьет кулаком в стену. Его кулак проламывает ее, словно она сделана из картона, куски штукатурки летят в разные стороны, его удар такой сильный, что кажется, будто все здание пошатнулось.
Мама.
- Мне пора, - говорю я, вставая так быстро, что мой стул переворачивается. Я даже не останавливаюсь, чтобы поднять рюкзак. Я просто бегу к выходу.