Я крепко зажмуриваюсь, словно от этого все исчезнет, а когда распахиваю глаза я уже владею собой.
А он подходит ко мне все ближе и ближе, медленно, страшно, неотвратимо.
Я стою на месте и прищурено, своим фирменным опасным взглядом буравлю его.
- Ты не понимаешь,- говорит он и каждое его слово, словно въедается в мою кожу, оставляя ожоги,- ты не понимаешь,- шепчет он почти нежно, но при этом его лицо застыло в упорстве, и черты будто вырезаны из-за льда острого, холодного, колючего. Это все так ранит меня!
- Всего лишь миг задумчивости,- продолжает он хриплым, несчастным голосом, как будто ему, а не мне грозит смерть,- один удар, и ты мертва! его голос едва не срывается, и он отворачивается от меня и подходит к шкафу.
- Подумай,- напутствует он меня.
То, что он сказал, цепляет меня, словно веревка с крюком стену башни.
Неужели я ему не безразлична?
Верить нельзя, нельзя, нельзя
Столько ошибок
Тогда он целовал Кэтис.
Лишь друг.
Но яя верю!
Очнувшись от раздумий, я вижу его прямую, напряженную спину. Он распахивает створку шкафа, перекладывает книги, шелестит бумагами, переставляет пару статуэток.
Хрупкие, статуэтки выглядят так странно в этой комнате его комнате. Возможно, они когда-нибудь принадлежали девушке прекрасной и таинственной. Я сердито бросаю, подходя к нему:
- Хорошо!
По его лицу скользит тень улыбки.
Он просит:
- Не мешай.
Я сажусь на диван и любуюсь им, пока он копается в шкафу. Его русыми, растрепанными волосами, мягким изгибом щеки, сияющими светлыми глазами.
Наконец он вытаскивает что-то, раскладывает все вещи в точь-точь по местам (я фыркаю - аккуратист!) и поворачивается ко мне, закрывая шкаф.
Протягивает мне ладонь. На ней лежит узкий клинок в ножнах, увитых серебристыми цветами, длинной в ладонь.
- Откуда он у тебя? интересуюсь я, беря оружие в руки.
Свет играет на тонкой грани серого, холодного лезвия - наточенного, острого и смертоносного.
Алан сжимает зубы, и неохотно отвечает:
- Он принадлежал моей прабабке.
- Может не надо? - мне не хочется принимать от него этот дар. Мне не хочется быть ему чем-то обязанной. Я сую кинжал ему в руки, но он не берет его и вместо этого, сцепляет пальцы за спиной.
Качает головой, отступая назад. Его глаза искрятся весельем, словно он предчувствует битву, сраженье, спор между нами.
Но я не доставляю ему такой радости. Молча запихиваю кинжал в карман.
- Ты неправильно делаешь,- комментирует Алан мои действия,- ты бы его еще без ножен запихнула.
- Нужно так,- он пристегивает его к моему предплечью, и поправляет рукав кофты. От его прикосновенья по моим нервам словно текут ручейки волнения. Воздух между нашими руками, будто искрит
Я отдергиваю ладонь и прячу ее в карман. Теперь я чувствую кинжал Алана, и успокаиваюсь, - теперь можно представить, что Алан всегда со мной, и клинок будет моим талисманом, как и тот перстень Ежика, что всегда на моем пальце.
- Помни,- шепчет Алан совсем рядом со мной,- помниэтот кинжал, в его сталь вплавлен парализующий яд достаточно маленькой царапины и твои противник отключится на четыре часа Не порежься.
Я улыбаюсь. И спрашиваю:
- Откуда
такая сталь?
- Мы разрабатываем не только способ выжить, но и оружие мой отец был ученым и усовершенствовал его этот кинжал, еще, когда была война, до моего рождения,- он хмурится, и тонкая, похожая на нить паутинки, морщинка пересекает его лоб.
Я так и вижу, как разглаживаю ее пальцем, и естественно гоню эти фантазии, боясь, что он догадается о них. Ведь он бывает очень проницательным. Поэтому я отвожу глаза.
С его отцом и матерью случилось что-то дурное. Мне так жаль, что я не могу уменьшить его боль, смыть это отчаяние с его лица своей любовью, нежностью, словно родниковой водой.
Я просто говорю:
- Спасибо тебе, Алан- и добавляю после некоторой заминки,- не грусти
Он в ответ лишь улыбается непослушными губами, но в глубине его глаз туман боли.
- Поверь, все наладится- шепчу я ему.
Внезапно он требует, смотря на меня серьезно и непреклонно:
- Поклянись, что не умрешь!
Язык мой немеет, а в сердце, словно навтыкали иголок. Я обещаю твердо, уверено, так, как будто мои слова могут изменить будущее:
- Я останусь жива.- Странно, он верит, что это что-то изменит.
Алан отвечает мне и решимость кипит в его словах, стоит за его спиной, и сталью выкована каждая буква, которую он произносит:
- Я клянусь, что я сделаю все, что могу, чтобы ты осталась жива.
Я в нокауте от удивления. Да уж, никак не ожидала, что он скажет такое
- И и как же ты будешь помогать мне? спрашиваю я, смутно опасаясь
- Я буду с тобой,- говорит он, вытаскивая из шкафа сумку и складывая туда вещи,- я буду защищать тебя. Я не отпущу тебя ни на шаг.
- Ты хоть понимаешь,- ужасаюсь я,- что мама меня убьет, а? И все остальные родственники?
- А мы им не скажем! по-плутовски улыбается Алан,- Я зарезервирую место у тебя под кроватью!
- Будете драться за него с Ангелом! отзываюсь я.
И затем, набравшись храбрости, решаю признаться. Как же иначе он будет сопровождать меня?
Я смотрю на него и говорю то, после чего уже нельзя будет изменить последствия.