Она согласилась.
Тут меня внезапно поразило то, что она не только говорила о стиле книги, о технике письма, но и выказывала действительное знание самой мебели. Как может мисс Шарп, маленькая нуждающаяся машинистка, быть знакома с мебелью эпохи Вильяма и Мэри? Она, очевидно не была знакома с «лучшими днями», только после которых принялась за стенографию, так как ее знание не только этого дела, но также и бухгалтерии и всех других обязанностей секретарши, указывает на долгие занятия этим.
Не могла ли она изучить мебель в музеях?
Но война продолжается уже четыре года и, насколько я понял, все это время она провела в Париже. Даже если она оставила Англию в 1914, ей тогда могло быть только восемнадцать или девятнадцать лет, а девушки этого возраста обыкновенно не интересуются мебелью. Эта мысль озаботила меня и на несколько мгновений я замолчал, взвешивая положение.
Мои мысли прервал ее голос:
Узлообразная отделка впервые становится известной на стульях Бракстед, говорила она.
Я говорил об этих стульях, но не отметил этот факт.
Каким чортом она знала
так скверно, что музыка может успокоить меня и дать мне силу забыть все о мисс Шарп. Во всяком случае, в римско-католической церкви царит приятная умиротворяющая атмосфера. Я люблю французов. Если подходить к ним правильно, они действуют, как лекарство они полны такого здравого смысла и чувствительность у них является только орнаментом и отдыхом, никогда не вмешиваясь в практические жизненные требования. Невежественные люди говорят, что они истеричны и слишком страстны. Ничего подобного. Они верят в материальные вещи и в «красивые жесты». Когда они нуждаются в религии, они воспринимают утешающую молитву, наслаждаясь, тем временем, всем, что попадается им на пути, и философски перенося неприятности.
Ко мне подошел маленький ребенок и посидел рядом со мною минут десять, сочувственно поглядывая на меня и на мой костыль. Я услышал, как он прошептал матери:
Ранен на войне. Как Жан.
Орган был не так уж плох и прежде, чем выйти, я почувствовал себя спокойнее.
В конце концов, со стороны мисс Шарп нелепо с таким отвращением относиться к Сюзетте. В почти двадцать четыре года и живя, к тому же, во Франции, она должна знать, что существуют Сюзетты, и я уверен, что она ни в каком отношении не ограниченна. Что могло настроить ее так критически? Если бы она лично была заинтересована мною, это было бы иначе, но, при ее теперешнем полном безразличии, какое значение это может иметь для нее? Когда я пишу это, во мне снова поднимается гнев и возмущение, я принужден напоминать себе, что я снова в окопах и не должен жаловаться.
Я заставлю Буртона узнать, правда ли Корали живет здесь, и устроить так, чтобы она сегодня пообедала со мною. Корали всегда претендовала на то, что испытывает ко мне слабость, даже, когда была очень занята другими.
Я поехал по скверной дороге Буа де Марн потому, что там такие прелестные деревья, а затем через парк Сен-Клу. Даже в военное время эти удивительные люди могут наслаждаться свежим воздухом.
Я подумал о Генриэтте Английской, глядевшей с террасы своего замка через верхушки деревьев. Бедный замок. Теперь от него не осталось камня на камне. Внушал ли ей ее друг, герцог де Гиш, то чувство, которое я хотел бы испытать теперь? Если бы был кто-нибудь, на кого можно бы излить это чувство! Увы!
В воздухе царит зловещая духота, а небо за Эйфелевой башней тяжелого, мрачного оттенка.
Когда, проехав через реку, мы выехали в Булонский лес, казалось, что весь Париж наслаждается праздником. Я велел шоферу свернуть в боковую аллею и ехать медленно, а затем заставил его и совсем остановиться на краю дороги. Было так жарко и я хотел отдохнуть немного движение бередило мою ногу.
Думаю, что я почти задремал, когда мое внимание вдруг привлекли три фигуры, приближавшиеся по тропинке, выходившей на нашу дорогу. Самая высокая из них, вне всяких сомнений, была мисс Шарп, но мисс Шарп, которой я не видел никогда прежде.
По обе ее стороны были мальчик лет тринадцати и девочка одиннадцати. Мальчик держался за ее руку, он был хром и казался ужасно нежным, рахитичным существом. Девочка тоже выглядела болезненно и была очень миниатюрна, но мисс Шарп моя секретарша была цветуща, молода и прелестна в своем дешевом фуляровом платье. Ее синих глаз не скрывали очки. Ее волосы не были стянуты назад и закручены узлом, но могли бы быть причесаны горничной Алисы, и более, чем простая, шляпа шла ей и выглядела в достаточной степени модно.
Все на ней дышало изяществом и тонким вкусом, даже, если и стоило немного.
Значит, этот небрежный костюм относился ко мне, а вовсе не был обычен для нее. Или, быть может, у нее только одно платье, которое она бережет для праздничных дней.
Несмотря на всю мою решимость оставить все мысли о ней, во мне поднялось дикое чувство, страстное желание выскочить из автомобиля, поговорить с ней, сказать ей, как очаровательно, по-моему, она выглядит.
Они подходили ближе и ближе. Я мог разглядеть, что она улыбается чему-то, что говорил ей братишка. На ее лице было нежное и сочувственное выражение, и было очевидно, что всех троих связывает глубокая привязанность.