В это время, Корали глядела вслед мисс Шарп с тем выражением лица, которое доступно только француженке. Оно ясно говорило: «Так вот причина, Николай. Ну, на этот раз вы выбрали нечто очень обыденное и недорогое. В своих вкусах мужчины, несомненно, безумны».
Я сделал вид, что не замечаю этого и она заговорила.
Почему, если вы приехали сюда, вы не можете приехать и в Довилль, Николай? Должно быть, существует какая-либо неотразимая приманка, которая сильнее чем общество наших друзей.
Да, это превосходный шведский массажист, привязанный к Парижу. Кроме того, иногда я люблю одиночество.
Одиночество? и Корали бросила взгляд в сторону быстро удаляющейся фигуры мисс Шарп. Вот как?
Я не допустил себя до того, чтобы рассердиться снова.
Можете сказать остальным, что книга почти кончена.
Эта противная книжонка! До того, как вы ее начали, вы были поинтереснее, Николай. Может быть, теперь я и поняла почему.
Я не дал поймать себя и сделал вылазку в лагерь противника:
Вы остановились здесь?
Я видел, что это так и что ее теперь беспокоит мысль о моем присутствии.
О нет, мило солгала она. Я здесь только на один день, чтобы навестить Луизу, сын которой в лазарете.
Наступила моя очередь сказать:
Вот те на!
Тут мы оба рассмеялись и я расстался с ними.
Но когда я добрался до своей гостиной, я не услышал стука машинки и нашел только записку от мисс Шарп, в которой она писала, что в машинке что-то не совсем в порядке и что она взяла работу с собой, чтобы закончить ее дома.
Я проклял Корали и всех дамочек на свете и, испытывая сильную боль, лег в постель.
IX.
облегчить душу, род «аспирина», как говорила герцогиня, резнуло меня как ножом, я испытывал гневное сознание от того, что мне не противоречили и потакали только потому, что я был ранен. Я был предметом сожаления и даже нанятая мной машинистка но я не могу писать об этом!
Мисс Шарп вскочила со стула, ее тонкие ноздри вздрагивали, а рот принял выражение, которое я не могу даже определить.
Но это совсем не плохо, сказала она. Вы меня не так поняли.
Я знал, что она зла на себя за то, что обидела меня, и что я могу извлечь из этого большую пользу, но что-то во мне не позволило мне сделать это.
О, все в порядке, ответил я, но, быть может, мой голос звучал монотонно и обескуражено, так как она продолжала с большой добротой:
Конечно, у вас большие знания в этой области, но я чувствую, что многие главы требуют большей сжатости. Могу я сказать вам где?
Я чувствовал, что это больше не интересует меня, так или иначе, это было смешно и несущественно. Я смотрел на все это с новой точки зрения, но был рад ее доброму отношению, хотя, на минуту, даже это казалось не таким уж важным. Что-то ошеломило меня. Что во всем этом хорошего, какое это имеет значение? Бессознательно я устало откинул голову на подушку и, ощутив прикосновение мягкого шелка, на минуту закрыл глаза.
Когда мисс Шарп заговорила снова, ее голос был полон сочувствия и не раскаяния ли?
Я хотела бы помочь вам снова заинтересоваться этим, позволите вы мне? попросила она.
Я был рад, что она не выразила сожаления, что обидела меня этого бы я не вынес.
Теперь я открыл глаз и взглянул на нее, она близко наклонилась ко мне, но я не почувствовал ничего особенного, только желание заснуть и покончить со всем. Как будто ткань, сотканная моим воображением, была разорвана.
Это очень мило с вашей стороны, вежливо ответил я. Да, скажите что вы думаете.
Ее такт очень велик, она сразу погрузилась в тему без дальнейших выражений симпатии, ее голос был полон дружелюбия и интереса, и на этот раз она отбросила в сторону свою вынужденную сдержанность. Она говорила умно, выказывая развитые критические способности, и, наконец, мое безразличие начало разбиваться и я не мог избежать некоторого волнения. Утешительным фактом было то, что она должна была быть заинтересована работой, иначе она не могла бы разбирать главу за главой, одно место за другим, как делала.
По мере того, как мы обсуждали книгу, она пришла в возбуждение и один раз бессознательно сняла очки. Ее прекрасные синие глаза были как солнце, выглянувшее из бурных туч. Мое сердце «прыгнуло» (думаю, что это может выразить испытанное мною ощущение), я почувствовал странную смесь возбуждения и удовольствия и, как я предполагаю, не подавил своего восхищения, так как она испугалась и, ярко покраснев, немедленно же вновь одела их, продолжая свою речь уже более спокойным тоном. Увы!..
Конечно, я сейчас же понял, что она носит очки не для того, чтобы смягчить свет или из-за неправильного зрения, но просто, чтобы скрыть эти синие звезды и сделать себя непривлекательной.
Как все это таинственно!
Хотел бы я иметь возможность скрыть то, что заметил, как она сняла очки. В другой день я, конечно, воспользовался бы своими преимуществами и заставил бы ее сознаться, по какой причине она носит их, но какое-то мое странное свойство помешало мне извлечь пользу из этого положения, и я пропустил этот случай. Быть может, она была благодарна мне, так как потом снова оживилась.
Я начал думать, что могу написать дурацкую книгу заново и предложил ей разобрать ее в подробностях.