Брежнев, наблюдая, как настроение посетителя падает в минус, понятливо усмехнулся.
Расстроились, небось? Зря. Мы хотим вам предложить, Дмитрий Ильич, занять вакантную должность генерального конструктора ОКБ-1.
Лицо Козлова залила бледность.
А Глушко? пролепетал он.
А товарищ Глушко займется проектированием
ракетных двигателей! в голосе генсека прорезалась жесткость. И пусть только не создаст лучший в мире ЖРД! Ну, что, Дмитрий Ильич? Обдумали наше предложение?
Н-нет еще выдавил гость, и тут же поспешно добавил: Но я согласен!
Вот и отлично.
Проводив до дверей все еще ошеломленного генерального конструктора, генеральный секретарь выглянул в приемную. Устинов, как примерный ученик, сидел на стульчике, сложив руки на коленях.
Заходи, сказал Брежнев тоном киношного Верещагина.
Секретарь ЦК, «гражданский генерал» Устинов поспешно встал и перешагнул порог.
Ну, что, Дмитрий Федорыч? не присаживаясь, Брежнев зашагал по кабинету, выглядывая то в одно окно, то в другое. Догадываешься, зачем зван?
Надеюсь, что верно догадался, глухо пробасил Устинов.
Министр обороны умер, усмехнулся генсек. Да здравствует министр обороны! Мы решили, что этот воз как раз по тебе. Но учти, Дмитрий Федорыч, клепать тысячи танков больше не дадим. Хватит стоять на страже, залезая в карман трудящихся. Не числом надо побеждать, а умением! покосившись на Устинова, он насмешливо фыркнул: Отставить страхи! Не пропадет твоя оборонка твоя не пропадет, не бойся. Расходы на НИОКР мы даже увеличим. Авиацию надо подтягивать! Океанские корабли строить крейсера тяжелые, авианосцы с вертолетоносцами Чтоб было, на чем с визитом вежливости явиться, хе-хе А вот армию сократим наполовину, как минимум И не гляди так страдальчески, Дмитрий Федорыч!
Да я Ох! новый министр обороны покачал головой. Помню просто, как Никита полки расформировывал Сколько мы тогда офицеров потеряли! Боевых офицеров!
А вот ты и подумай, как нам сберечь кадры! весомо сказал Брежнев. Чтобы в армии служили не толстопузики штабные, а настоящие бойцы. Жильем обеспечь офицерство, детскими садиками и школами. А как же! Хватит защитникам Родины кочевать по гарнизонам! Пусть у лейтенантов с полковниками голова болит не о дровах на зиму, и не о лекарстве для дочки, а только о повышении боевой и политической. Он усмехнулся, глядя на Устинова. Понимаю я все, что ты хочешь сказать. Боишься новой войны? И я боюсь! Просто в наших потугах защитить завоевания Октября надо и меру знать. Иначе от этих завоеваний мало что останется. Снесут! И не извне, а изнутри
Вы о «Ностромо», Леонид Ильич? пророкотал Устинов.
О нем, родимом, усмехнулся генсек, закладывая руки за спину. Признаться, я сперва даже не поверил во всю эту фантастику. А он нас просто завалил фактами кричащими, дичайшими, ужасающими! И вот, месяц за месяцем, день за днем мы убеждались, что «Ностромо» не солгал нам даже в мелочах. Ведь так?
Так, согласился министр обороны. Стало быть, курс на деконфликтацию с Западом?
Да, твердо заявил Брежнев. Пусть не боятся нас, но уважают. А цель в том, чтобы в капстранах нам завидовать начали! Нашему уровню жизни, нашей стабильности и благополучию. А иначе Иначе победа будет не за нами. Он задумчиво потер щеку, и сказал: Только ты ты вот что, Дмитрий Федорыч. Пускай вероятный противник не думает, будто мы сдаем позиции. Укрепись в Сомали, во Вьетнаме, на Кубе, в Сирии. Чтобы у нас там крепкие, надежные базы были! И спуску империалистам не давай. Ударят нас по левой щеке сверни им челюсть или отбей печенку! Понял?
Понял! заулыбался министр обороны.
Ну, раз понял Не забыл еще, как Никитка говаривал, вождю подражая? Наши цели определены, задачи поставлены. За работу, товарищ Устинов!
Москва, Курский вокзал.
Тот же день, ближе к обеду
Поезд со стихавшим воем вынырнул на свет, и мимо окон замельтешили толстые канеллюрованные колонны.
Станция «Курская», разнесся гулкий женский голос.
Выходим? Настя таращила глаза в манере провинциалочки.
Угу
Я шагнул на перрон, и сестричка тут же взяла меня за руку, словно по детской привычке старший братик не даст потеряться
Что, не хочется уезжать?
Настенька подумала.
Да как-то затянула она. Непонятно как-то. И жалко уезжать, и уже по дому соскучилась немножечко А теперь у нас еще один дом! Старый забудется постепенно, туда вселятся другие люди, он станет чужим И я его тоже буду жалеть.
Я легонько сжал девичьи пальцы, транслируя понимание.
Толпа вынесла нас на «уровень моря», и я победно улыбнулся впереди не маячила коробчатая, несуразная громада «Атриума», этого монумента в честь капиталистической революции.
Там, в недалеком будущем, торгашеский центр застил знакомую волнистую крышу Курского, затмевая сам вокзал, как бы убирая его на задворки, а площадь ужимая
до тесного проезда. В этом сквозило нечто нагловато-купеческое, нахрапистое, возвращающее ко временам Кабанихи и деревенских хитрованов-кулаков.
А ныне Курский представал во всей своей красе, и это как-то успокаивало, давало слабину натянутым нервам.
У вокзала кучковалось целое стадо оливково-желтых такси, сплошь «Волги» с шашечками. Особняком стояли два красных угловатых «Икаруса». Народу хватало, но, пробившись сквозь толпы встречающих и провожающих, я с радостью убедился, что очередь к кассам невелика опыт прежних лет уверенно занял руководящее место.