Решившись, Щукин круто свернул к пешеходному переходу. «УАЗик» со смешным названием «буханка» лихо тормознул у самой «зебры». Пока старушка с палочкой ковыляла на ту сторону, Саша скользнул за «буханку» и приблизился к водителю, смуглому парнише с белым, как вата, чубом. Увидав красную книжечку сотрудника КГБ, водила живо завертел ручкой, опуская стекло.
Очень нужно! взволнованно зачастил Щукин, следя сквозь бликовавшие стекла за агентом «Немо». Оперативное мероприятие!
Подвезти, что ли?
Просто поезжай, а я рядом, чтобы не видно!
Да ты, вон, за подножку цепляйся! Газовать не буду!
Держась одной ногой и одной рукой, Саша раскорячился, засматривая в подмерзшее окошко Гарбуз шмыгнул в подворотню. Дожидался, пока его минует одинокий прохожий в белой ушанке? Или ждет встречи?
В крайнее мгновенье Щукин углядел, как «Немо» воровато потянулся к стене.
Тормози! Всё, спасибо!
Младший разведчик обошел «буханку» спереди, и затаился за фонарным столбом. Гарбуз поспешно удалялся.
Дождавшись, пока тот скроется за углом дома, Саша неторопливо двинулся к «месту преступления». Следить за объектом он не собирался и так уже нарушил всё, что можно. Но взглянуть на художества «Немо» стоило. Ну, не опирался же агент о стену! Наверняка условный знак малевал!
Свернув в подворотню дома номер 16, Щукин довольно ухмыльнулся. Не зажигалку доставал Гарбуз, а губную помаду на стене, жирно выведенная карминно-красным, пламенела пятерка.
Капитон Иваныч! взмолился Саша. Ну, вы хоть обругайте меня! Хоть матом, хоть как!
Не поможет, длинно вздохнул Горохов. Молодые начальственной брани не внемлют. Злятся только. Обижаются. Вплоть до того момента, когда их турнут из органов. Тут молодежь резко прозревает, да поздно
Всё так плохо? увял Щукин.
Пока нет, кисло бросил начальник. Вот что, Александр. Делаю тебе последнее китайское предупреждение. Если еще хоть раз
Ни за что! пылко выдал Саша.
Шуруй, насупилось начальство. Работай. ДОП отменяем, заводим ДОР[1]
Глава 5.
Пятница, 20 февраля. Раннее утро.
Первомайск, улица Дзержинского
Вроде и лег вчера
пораньше, а все равно не выспался. Как проснулся в четыре, так и проворочался до дребезга клятого будильника. То дурная башка ныла, то непрошенные мысли в эту дурную башку лезли. А вот завтрак в меня не полез.
Я вяло умылся, вяло собрался Мама с Настей дуэтом пообещали проводить перед работой и школой, я пробурчал в ответ что-то нейтральное, и потопал в гараж.
А теперь вот маюсь. И чего было фыркать? Твои беды это твои беды, близкие в них неповинны.
Наверное, в сотый раз я обошел вокруг «Ижа», совершая «чек-ап». Две канистры с бензином Запаска Домкрат Топор, саперная лопатка Сухпай Одеяла Аптечка Огнетушитель
Да все, вроде.
Автопробег решили начинать с площадки у стадиона. Встали пораньше, съехались. Рядом с «Ижаком» бодро урчала «Волга» Ромуальдыча и тюнингованные «Жигули» братцев Кирш. Бампер к бамперу с «волжанкой» тарахтела кагэбэшная «дублерка». Я узнал здоровенного Славина он трогательно и неуклюже опекал миниатюрную блондинку. А рядом, стоя наособицу, куталась в шубку Марина.
Она неспокойно искала глазами кого-то в толпе, наверное, меня, и я поспешил отвернуться к «зэпу-универсалу» Эдика Привалова «Запорожец» прогревал мотор чуток в сторонке, уступая место роскошному черному лимузину. Державный «ЗиС-110» выглядел круче нынешних правительственных «ЗиЛов» все наши обступили ветеранское авто.
Чё это?
Ой, Изя, когда ты научишься разговаривать нормальным языком?
А чё?
О-ой
Это стеганка такая, чтоб утеплить салон, а внутри гагачий пух.
Здо-орово Как у Сталина!
Вельми понеже
Мишенька!
Мне и без гагачьего пуха потеплело я замахал рукой маме с сестричкой. Обе меня сразу засыпали тревогами, да заботами:
А не замерзнете? Не сломаетесь в дороге? Мишенька, ты смотри, если что, сразу возвращайся! Ну ее, эту Москву! А пирожки ты взял?
Всё взял, мамочка! заверил я родню. Ты только не волнуйся. Тут ехать-то! И я же не один.
По машинам! трубно скомандовал Ромуальдыч.
Ну, все, все! обцелован и настроен, как надо, я сел за руль. Пока, мам! Настя, не обижай ее!
Ла-адно, не буду!
Пока!
Пока, пока!
Румяные с холодка, в машину полезли девчонки.
До Москвы не подбросите? весело защебетали близняшки, устраиваясь на заднем сиденье.
И обратно! хихикнула Рита, мостясь на переднем.
Всё взяли? спросил я бесцветным голосом.
Всё! ответило звонкое трио.
Ничего не забыли?
Не-ет!
Помахав в окошки провожающим, мы тронулись. Впереди рассекали обе «Волги» я пристроился третьим. Свернул на мост. Выехал на Советскую. Оставив позади оба кладбища, православное и еврейское, сосредоточился, чувствуя, как неохотно отпускает суета. По обе стороны дороги пластались заснеженные поля, строчками черных иероглифов корявились лесополосы. В щелку окна сквозило сыростью, предвещая раннюю весну.
«От чистого истока в прекрасное далёко, в прекрасное далёко мы начинаем путь»
Я зло дернул щекой. Хорошая строчка, чудная строчка, а мне как пенопластом по стеклу! В бардачке лежал длинный разлинованный свиток электроэнцефалограммы. Даже студент-медик распознал бы в биениях самописцев сдвиг альфа-ритма, «билатерально-синхронные бета-волны» и прочие симптомы. Достаточные, чтобы вывести неразборчивым почерком врача скорбный диагноз: рак мозга.