Ее глаза были широко раскрыты, рот раскрыт, ноздри раздувались. Как будто она воспринимала меня всеми своими чувствами, гораздо острее, чем обычно.
Что касается печенья, пекарь заверил меня, что его жена ест его в избытке. И я не знаю, жирное оно или нет, потому что я не обращаю на это особого внимания, но ее жизненная энергия здоровая, крепкая и яркая, и это то, чего я желаю тебе. Как ты думаешь, печенье сделает тебя слабее, чем ты есть сейчас? Ты из-за этого волнуешься?
Это был искренний вопрос, но Мэй вдруг улыбнулась и покачала головой.
Нет. сказала она, прищурившись, глядя в уголки рта. Я думаю, что от этого мне станет лучше.
Тогда возьми печенье. Если оно тебе не понравится, я не обижусь. Если тебе понравится и ты съешь его все, мы сходим в город и купим еще.
Я отпустил ее плечи, и Мэй кивнула, опустив глаза. Ее прелестное личико залилось румянцем, а когда она отвернулась к столу спиной ко мне, даже кончики ее ушей покраснели.
Она потянулась за печеньем, и тут я услышал тихий хруст. Она ела медленно, стараясь, чтобы я не заметил, и старалась вести себя тихо.
Я удивился, почему она так делает, но потом понял, что сделал то же самое. Разве я не удержался от охоты на обратном пути сюда из страха перед тем, что она подумает, если увидит это?
Разве я не пошел только тогда, когда понял, что она не последует за мной? Возможно, она, как и я, боялась, что ее привычки в еде вызовут у меня отвращение.
Не то чтобы это было так. Ничто из того, что делала Мэй, не вызывало у меня отвращения. Но я мог предоставить ей эту личную жизнь, поскольку позволял это и себе.
Она доела печенье, отпила молока и собрала свою тарелку и стакан. Я положил руку ей на плечо, и она слегка вздрогнула.
Оставь это. Слуги уберут. А теперь пойдем со мной. Мне нужно многое тебе показать.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Мэй
После еды меня клонило в сон, и все же у меня было гораздо больше энергии, чем обычно. Это помогло мне заглушить голоса и смириться с ощущением сытости в желудке.
Запретное, неприличное чувство, от которого у меня мурашки побежали по коже от стыда
Я отогнала эту мысль. Не то, чтобы я никогда не ела в приюте. У нас было трехразовое питание, но наши порции строго контролировались.
Мадам Сундара сама взвешивала продукты, сверяясь с таблицей, которую она составляла каждую неделю, чтобы дать каждой девочке необходимое количество еды.
Те, кто должен был выступать по расписанию, получали меньше. А я выступала часто. В отличие от большинства девушек, мне нравилось танцевать, и мадам в порыве необычайной
доброты однажды сказала мне, что у меня природный талант.
Вот почему я так не привыкла к ощущению полноты. Почему у меня вспотели ладони, а тело распухло и болело? Но я ведь не собиралась больше выступать, не так ли? Это было в прошлом.
Значит, есть было можно. Я привыкну к ощущению сытости. Вирджил держал меня за руку на сгибе своего локтя, его шаги были медленными и подстраивались под мой темп, пока мы поднимались по лестнице.
На втором этаже он провел меня в несколько комнат в правой части дома, в западном крыле. Мое сердце учащенно забилось, но не от напряжения, а от волнения.
Я заподозрила, что он ведет меня в спальню. Когда при нашем приближении открылись белые двери с позолоченными рамами, я остановилась, ноги отказывались идти дальше.
Внутри я увидела огромную кровать. Она была покрыта темными простынями, частично скрытыми от посторонних глаз прозрачной тканью, свисавшей с балдахина и приколотой с одной стороны.
Вирджил повернулся ко мне лицом.
Это твоя комната, Мэй. его голос был необычайно нежным.
Я подняла глаза, пытаясь прочесть понимание на его лице, но оно, как всегда, было бесстрастным.
Гм Спасибо. сказала я, ерзая. А ты собираешься войти?
Да.
Я переступила с ноги на ногу, меня захлестнула волна нервозности.
Так вот оно что.
Брачная ночь, как и ожидалось.
Я взглянула в окно в конце коридора, и, действительно, небо было окрашено в темно-розовые и пурпурные тона, солнце уже село.
Ну что ж, хорошо. Я могла это сделать.
В конце концов, я с самого начала знала, что повлечет за собой брак. Я знала, что выйду замуж за незнакомца и мне придется лечь с ним в постель. Но теперь, когда я узнала, кем был мой муж, как его боялись люди и что они называли его личом с ужасным и странным почтением, как те две женщины в городе
Внезапно все показалось намного хуже.
Единственным утешением было то, что он не был троллем.
Вирджил был мужественного, но худощавого телосложения, и в его движениях чувствовались грация и осторожность. Он бы меня не раздавил.
А потом был поцелуй.
Если бы это было похоже на тот поцелуй, подумала я, слегка расслабляясь, тогда, возможно, все было бы не так плохо. Может быть, я бы не страдала так, как говорили девочки в приюте. Это так больно, Мэй. Как будто кто-то разрывает тебя на части.
Я отогнала от себя этот голос, дрожа, и заставила себя сосредоточиться на менее пугающих вещах.
Итак поцелуй.
Ощущение этих жестких, но теплых губ на моем лице. Губы Вирджила были сухими, но, казалось, чем дольше они касались моих, тем теплее и мягче становились. И его вкус был таким приятным и таким волшебным.