Марта никогда не могла понять, как в обычном человеке может быть столько силы воли, столько стати, столько властности, что буквально одним своим взглядом она заставляла Марту беспрекословно слушаться ее.
Мадам Рудбриг переступила порог, и ее сморщенных, похожих на высохший изюм, губ коснулась едва уловимая улыбка.
Доброе утро, девочки, ее голос был слаб и уже сильно осип, как и всегда в это время года. Мадам Рудбриг уже много лет страдала от бронхита, нападающего на нее к концу осени.
Она стянула со своей худощавой шеи огромный шерстяной шарф и положила его на банкетку, а затем и сама неуклюже приземлилась на нее же.
Утро доброе, ощущая, как вспотели ладони в карманах, процедила Марта. Она толком не могла понять, с чего вдруг бабушка решила почтить их своим присутствием в это утро.
Мегги подлетела к ней, расплываясь в радостной улыбке, и принялась помогать бабушке снять вычурные сделанные на старинный манер сапожки. Сама же Марта не сдвинулась с места ни на сантиметр. Она не знала, что ей делать. Стоит ли бабушке знать о мужчине в подвале, который знал ее секрет? Или же об отце, который был в больнице? И самое главное, говорить ли о колдовстве, к которому ей пришлось прибегнуть прошедшей ночью? Или все это лучше оставить тайной?
Так много вопросов, ответов на которые у Марты просто не было.
Мегги отставила бабушкины сапоги в сторону и протянула той пару домашних тапочек. Единственную пару. Ведь тем самым единственным человеком в особняке Рудбрига, который носил бы тапочки, была никто иная, как редко захаживающая Мадам Маргарет Рудбриг.
Почему редко? Потому что с ее последнего посещения прошло ни много ни мало, а полтора месяца. Чаще всего они сами ездили к ней в ее старое, огромное и полупустое поместье, которое куда больше заслуживало называться «особняком» со своими огромными садами, богато украшенными залами и витиеватыми лестницами.
Мегги, милая, принеси, пожалуйста, бабушке водички. В горле совсем пересохло, произнесла та, опуская ноги в тапочки.
Марта поднялась с пола, намереваясь выполнить просьбу вместо сестры. А если быть точной, намереваясь как можно скорее скрыться от глаз бабушки и сделать хоть что-то со своими руками. Она приняла решение скрыть все, что могла.
Не ты, сказала, как отрезала. Воду принесет Мегги, а ты следуй за мной на чердак.
Марта застыла словно громом пораженная. Ей перекрыли все пути к отступлению.
Хорошо, покорно ответила она.
Мегги подскочила и понеслась в сторону кухни, Марта же подошла к бабушке и протянула той локоть, продолжая держать руки в карманах, чтобы та не заметила. Щуплая рука Мадам Рудбриг была невесомой и практически неощутимой.
Марта старалась идти медленно, чтобы попадать в шаркающий шаг старушки. Они поднялись по лестнице на второй этаж и, минуя узкий коридор с деревянными дверьми, за которыми скрывались никогда не заселяемые гостевые спальни, направились прямиком к шаткой старой лестнице, ведущей на чердак.
Мамин чердак. За три года, прошедшие
со дня смерти матери, Марта ни разу туда не поднялась. Было тяжело. Даже слишком тяжело. Где-то в глубине души что-то болезненно сжалось: это было ее сердце, вокруг которого сужалось кольцо из воспоминаний. Радостных воспоминаний, которые теперь вызывали лишь тяжесть.
Марта знала, что, когда они ступят на первую ступеньку, она протяжно скрипнет. Эта ступенька была неотъемлемой частью ее детства. Марта помнила, как ее дико злила эта предательница, которая не давала ей тайно проникать на чердак, чтобы почитать мамины книги. Хотя ей никогда не запрещали подниматься в мамину обитель, все же ей хотелось, чтобы такой момент был чем-то тайным и волшебным тем, что принадлежало бы только ей.
Мадам Рудбриг взяла ключ, что хранился на покрытой пылью полке между резной деревянной музыкальной шкатулкой и старым потрепанным томиком «Молота Ведьм» книгой, не вызывающей у Марты ничего, кроме смеха.
Они ступили на скрипучую ступеньку и начали подниматься. С каждым шагом Марта ощущала, как бешено начинает колотиться ее сердце. Мадам Рудбриг вставила ключ в замок двери, что ждала их на вершине лестницы, и сердце Марты пропустило один удар, прежде чем бабушка распахнула дверь, впуская свежий воздух в затхлую темную комнату.
Марта не стала включать свет, хотя прекрасно знала, где именно находился рубильник. Мадам Рудбриг отпустила руку Марты и прошла вперед к круглым окнам, спрятанным за тяжелыми плотными шторами, которые пропускали в комнату лишь небольшое количество света, который Марте был не особо-то и нужен, ведь чердак матери она знала наизусть.
Стеллажи вдоль стены были заставлены книгами так, что на полках не было ни одного свободного места. Квадратный, расположенный рядом с окном, дубовый стол, который отец с каким-то своим знакомым с трудом сюда затащили, всегда был заставлен свечами и причудливой формы деревянными и каменными мисками. Даже в тусклом свете Марта с легкостью могла различить их очертания. От одного круглого окна до другого тянулась низкая консоль, заставленная склянками и баночками странного наполнения, некоторые из которых отвратительно воняли на весь дом, если их открыть. Небольшая деревянная лавочка, заваленная разными аляповатыми подушками, на которой Терра Рудбриг читала по вечерам Марте детские книжки до того времени, пока Марта не научилась читать сама. Это место было пропитано важными для сердца воспоминаниями.