Его зовут Карел Кохани, и он родился более полутора веков назад, но с тех пор сменил множество имен и личин. Как и все потомки Повилики, наделен особой силой, встречая истинную любовь, мужчины в нашем роду даруют возлюбленной долгую жизнь. К сожалению, его избранницей оказалась замужняя дама с этой картины, Рейнар махнул в сторону полотна.
Мадам Барвинок, Полина кивнула. Повилики не могут изменить своему господину и не способны любить.
Не знал этого, Рейнар задумался, и после недолгой паузы спросил: насчет любви серьезно?
Девушка пожала плечами:
Так принято считать. Однако, моя мать определенно любит отца.
В чем бы не крылась причина, чувства оказались невзаимны, продолжил Гарнье. Наш родственник стал буквально одержим Викторией Ларус. Вот, посмотри.
Новый блокнот, на сей раз с множеством рисунков, лег в руки Полины. Карандашом и тушью, углем и акварелью на каждой странице проступал образ одной и той же женщины. Нежный и романтичный на первых листах он становился все мрачнее и непристойнее к финалу. На последних эскизах нагое, обвитое барвинком тело горело в огне, висело распятое на кресте, истерзанное и мертвое сливалось синью с лепестками могильной фиалки * (одно из названий барвинка). Но страшнее рисунков оказались чувства: ладони Полины жгло, точно блокнот был углем, вытащенным из горящего камина. Темная, мрачная отрава проникала под кожу, струилась по венам, стремилась к сердцу. Нечто тяжелое и неотвратимое надвигалось на сознание извне. Голос Рейнара становился глуше, с трудом проникая сквозь вязкую накатывающую волну сторонней силы.
Сила, призванная сохранять и оберегать любимую, переродилась в мрачную разрушающую
тягу, но даровала носителю невиданное долголетие, почти бессмертие. Родной брат пытался воззвать к его разуму и светлому началу, но был безжалостно убит. Эта смерть стала точкой невозврата. С тех пор для Карела ни осталось ничего святого, человеческая жизнь утратила для него ценность, а Повилики стали объектом пристального внимания. Не получив одну из вас, он захотел всех. В своем исследовании я смог проследить его путь до твоего родного города. Тридцать лет назад он нанес визит в салон татуировок, принадлежавшей твоей тете, а спустя пару дней она с мужем разбилась в авиакатастрофе.
Полина вскрикнула от приступа бесконтрольного ужаса, сжавшего горло, и от понимания неизвестный художник помнил Полин ее тезку, старшую сестру матери. Сквозь пелену пугающих образов на миг проступила смуглая девушка с татуировкой плетистой белой розы. Сомнений не осталось в авторе рисунков тек сок Первородной Повилики, вот только он не пьянил подобно вину, а прожигал душу едкостью уксуса.
Вряд ли совпадение случайно. Сопоставив факты, я принялся искать в сети информацию о родственниках погибшей, так вышел на тебя и увидел клематис из предсказания на фото. Ты та, кто остановит зло.
Но как?! голос девушки дрожал и хрипел, слова давались с трудом, ладони тряслись и горели. Книга в руках вытягивала силы и порабощала разум. Полина пыталась подчинить видения родовому дару, прорваться в память художника, увидеть, кто скрывается за пологом темноты, но вязла, тонула в бездне чужой души, давно лишенной искры спасительного света. На грани истерики, ощущая текущие по щекам слезы, выдавила: Как я могу кого-то остановить?! Проткну кистью или забросаю тюбиками с краской? Я обычная студентка!
Не знаю, Рейнар грустно улыбнулся и смущенно взъерошил волосы. Я просто хотел тебе все рассказать. И ты не обычная девушка. Ты Повилика.
Остатки воли покинули Полину, и она шагнула в черную пропасть, сжимая в ладонях мучительно обжигающий альбом.
*
Над Пер-Лашез* (кладбище в Париже) издевательски яркое, нестерпимо палящее солнце. Оно слепит и без того сожженные, затуманенные слезами глаза. Супруги Ларус, вместе до гробовой доски, рука об руку в болезни и в здравии, так, как я теперь не могу даже мечтать. Могильный холод принял в свои объятья ту, что навсегда пустила корни в моем сердце.
«Здесь покоится капитан Арчибальд Ларус, любящий муж и отец, и его верная жена Виктория» гласит надпись на мраморной плите. Молодые побеги барвинка уже стремятся скрыть от чужих глаз даты рождения и смерти. «19 декабря 1875 24 июля 1935», я опоздал на месяц. Август высушил траву вдоль кладбищенских тропинок и перечеркнул душу звездопадом несбывшихся желаний. Поддайся я своей губительной тяге на несколько недель раньше, и безутешная вдова месье Ларуса могла бы сейчас рядом со мной рыдать над могилой супруга. Моей любви хватило бы на нас двоих. Но никогда больше не взглянуть мне в печальные серые глаза, из года в год отвечающие отказом, не поцеловать маленькую ладонь в темной лайке* (тонко выделанная кожа) перчатки, не ощутить тонкий аромат цветов
Месье? низкий прокуренный голос выдергивает из переливания страданий по сосудам памяти. Не сразу фокусирую взгляд на стройной моложавой женщине в чрезвычайно облегающем и вызывающе ярком для кладбища наряде. Узнаю незнакомку мгновенно: у нее скуластое лицо отца с крупными, несколько грубыми чертами, отливающие огнем каштановые волосы и золотисто-карие глаза с хитрыми зелеными искрами; передо мной дочь Арчибальда и Виктории. Последний раз я видел ее лет тридцать назад, когда малышка бегала по палубе «Альбатроса» и тыкала пальцем в облака, нарекая их фантастическими животными или сказочными растениями. Разумеется, стоящая напротив с гордой осанкой профессиональной танцовщицы меня не помнит. Хотя внешность моя с тех пор не изменилась лишь волосы коротко обрезаны по моде, подбородок выбрит, да в новом костюме пафос уступил место свободе движений.