Затем Годдар подумал о Лиззи. Он ей сообщит эту новость сегодня же вечером. Он живо представил себе, каким восторженным удивлением вспыхнет ее хорошенькое личико. Но та другая страсть имела над ним большую власть, и лицо Лиззи потускнело перед блестящими мечтами о работе, борьбе и победах
Придя в мастерскую, Годдар первым делом отправился искать хозяина, но последнего не было дома. Даниэль снял пиджак, одел фартук, засучил рукава и принялся шлифовать письменный стол. Ему не верилось, что он занимается этим ремеслом в последний раз. Инструменты казались ему уже чужими. Он уже мысленно передавал их молодому подмастерью, который работал рядом с ним. Годдар говорил и шутил с товарищами с обычным своим добродушием, благодаря которому он пользовался общим расположением, но он с трудом поддерживал внешнее спокойствие.
Он старательно работал с уверенностью искусного ремесленника. Ящики входили в желобки без малейшей зацепки, выдвижная полка свободно выдвигалась и вдвигалась, и Даниэль был доволен, что ему удалось кончить работу, которую начал. Покончив со столом, он нежно провел рукой по гладкой полированной поверхности столешницы. Он гордился своей работой. Из-под его рук вышла прекрасная вещь.
Он подумал: «Если все, что я буду делать в будущем, окажется так же хорошо, как это, я не должен буду бояться соперников».
III.
Он сидел в гостиной в кожаном кресле, спиною к окну и пил чай с блюдечка. Годдар и Лиззи чинно сидели за столом. Все было сегодня необычно церемонно: и то, что они сидели в гостиной, и окорок баранины, и сладкий хлеб на столе, и сюртук капитана Дженкинса, и голубая ленточка вокруг шеи Лиззи, завязанная кокетливым бантом. Обыкновенно Годдара принимали в кухне. Но это было еще до его поездки в Бирмингем, и когда у него не было текущего счета в банке. Вот это-то и служило причиной вышеупомянутых необычайностей.
Разговор был не очень оживлен. В сущности, говорил только Годдар. Он описывал свою поездку в Бирмингем, которая окончилась к полному его удовольствию. Покупатель на магазин был уже в виду, а поверенные открыли ему неограниченный кредит на его текущие надобности.
Держать магазин, я думаю, для вас дело не совсем подходящее, ядовито заметил капитан Дженкинс.
Я тоже так думаю, холодно ответил Годдар, недолюбливавший капитана.
Он продолжал свой рассказ, но разговор не клеился. Лиззи, не отличавшаяся особой разговорчивостью, сейчас, в присутствии отца, была еще более молчаливой, чем обыкновенно. Внезапное богатство, полученное ее женихом богатство, превзошедшее самые смелые ее мечты начинало пугать ее, после того, как улеглось первое восхищение. Ум Годдара, вся его личность, все, что отличало его от табачника Джо Форстера и людей его среды, все это всегда ставило его, в ее глазах, выше ее. А теперь, когда он к тому же сделался богатым, Лиззи чувствовала себя совсем приниженной и испуганной. Она робко предложила ему хлеб и масло и густо покраснела, когда неловко пролила его чай. А когда она вдобавок еще уронила кусок сладкого хлеба, она так сконфузилась, что отошла к окну, чтобы скрыть свое смущение.
Теперь вы независимый человек, сказал после тяжелой паузы старик, ставя на стол блюдечко. Я полагаю, вы теперь и думать не захотите жениться на моей девочке.
Годдар вскочил. Слова старика задели его за живое.
Вы не имеете права так говорить, вскричал он горячо. За кого вы меня принимаете?
Экс-капитан махнул рукой и грубо захохотал.
Вы думаете, я не знаю человеческой натуры? Не видал людей? Ну, нет! В продолжение шестидесяти лет я каждый день видел полные пароходы их.
Возможно, ответил Даниэль. Но меня вы, очевидно, не знаете. Подойди сюда, Лиззи, мы скоро сыграем свадьбу.
Лиззи отошла от окна и с пылающим от волнения лицом подошла к столу. Годдар взял ее за руку.
К чорту! Я не желаю вовсе, чтобы вы женились на ней, вспылил вдруг старик с нелепой поспешностью. Не воображайте, пожалуйста, что я на коленах приду просить вас, чтобы вы женились на ней.
Отец, молчи! Не надо! проговорила
смотреть за хозяйством, сказал он изменившимся тоном, а потом ну, потом будут дети и вообще много разных дел, неловко добавил он.
Ах, я не люблю детей, необдуманно вскрикнула Лиззи. Так много с ними забот и возни и они вечно кричат! Я уверена, что не удержусь от шлепков и колотушек. Противные существа!
Он смотрел на нее с удивлением. Он никак не ожидал, что этот деликатный вопрос будет трактован ею так грубо Она поймала его взгляд и покраснела.
Ты не должен был говорить мне таких вещей, прошептала она, смущенно смеясь, ведь мы еще не обвенчаны!
Сердце его сжалось и защемило и он почувствовал какой-то неприятный холодок. Он бранил себя за то, что вызвал подобный разговор, хотя это произошло само собой, но без всякой задней мысли с его стороны.
Прости, сказал он серьезным тоном.
Наступило молчание. Годдар перелистывал потрепанный альбом с пожелтевшими карточками чопорных людей в старомодных костюмах.
Лиззи полулежала в кресле и уже опять грезила о своем подвенечном платье. После нескольких минут молчания она мягко окликнула своего жениха: