Я зачарованно наблюдала, как он превратил указательный палец в коготь. Его ноготь удлинился до смертельного острия, и он поднес его к противоположному запястью.
Говорят, первый глоток вампирской крови для дампира слаще амброзии. Говорят, это лучше, чем самый лучший трах в твоей жизни, и даже больше. Я чувствовала его пристальный взгляд до костей, когда он добавил: Не хочешь проверить эту теорию?
ГЛАВА 1
ЕГО улыбка была слишком широкой. Белые зубы сверкнули на полуденном солнце, как в рекламе зубной пасты. Золотистые волосы, светлая, персикового цвета кожа и морщинки от смеха вокруг этих мерцающих голубых глаз насмехались надо мной. Мой желудок скрутило, угрожая вылить его содержимое на спину отцовского костюма от Армани за четыре тысячи долларов. Мысленного образа было почти достаточно, чтобы вызвать улыбку на моих губах. Почти.
На улице было слишком светло, и у меня уже щипало в глазах. Солнце окрашивало мою кожу в розовый цвет, а во рту еще никогда не было так сухо. Я ненавидела гнетущую летнюю жару. Мне не нравилось потеть, щуриться и неловко ерзать, зная, что облегчение придет еще не скоро. Мамина рука в моей была единственным, что удерживало меня на месте, хотя мне хотелось вырвать свою и вытереть ладонь о свое дорогое платье. Я чувствовала прикосновения ее бриллиантовых колец к своей коже и капельки пота на ее ладони.
Ее безмятежная улыбка была такой же фальшивой, как и вежливое выражение моего лица. Толпа наблюдала и ждала, вежливо смеясь каждый раз, когда сенатор Райан Харкер, мой отец, отпускал несмешную шутку. В этой толпе были в основном люди сюрприз, еще раз сюрприз, но иногда было трудно сказать наверняка. Мне показалось, что я заметила нескольких оборотней в конце толпы раньше, но поросшее травой пространство перед ступенями музея было слишком заполнено людьми, чтобы различить кого-либо.
Голос моего отца был скрипучим, и от него у меня скрутило живот. Он даже не был похож на самого себя там, наверху. Он казался счастливым, даже жизнерадостным, но все это было уловкой. Он был харизматичным и обаятельным, когда хотел. Настоящий американец, у которого весь мир на ладони та самая ладонь, которую я до сих пор ощущала на своей щеке, словно она обжигала мышцы. Мой визажист проделал замечательную работу, прикрыв отметину для меня. Его студенческое кольцо задело мою левую щеку, порезав слишком глубоко, чтобы назвать это царапиной. Женщина просто цокала, но я видела смятение в ее встревоженных глазах каждый раз, когда она была вынуждена придержать язык ради своей работы. Перед камерой я, вероятно, казалась мягкой, безупречной, выщипанной и отполированной до блеска всем тем, чем я должна была быть для его обожающих фанатов.
Я пропустила всю заключительную часть его речи, мои глаза были устремлены в пустоту. Откровенно говоря, мне не нужно было его слушать, чтобы понять, о чём он говорил. Это была обычная риторика. Он всегда говорил одно и то же, и люди просто слушали его. Я могу представить, как он сейчас произносит те же самые слова о том, что люди являются высшей расой, а дарклинги людьми второго сорта и угрозой
для всех благочестивых людей. Обычная ненависть и злоба, ничего нового. Мне приходилось стоять здесь и улыбаться, хотя каждый раз, когда он начинал говорить, меня тошнило.
Внезапно я снова обратила внимание на происходящее. Люди хлопали моему отцу, повторяя его имя, словно поклонники какого-то культа. Трудно было определить, как долго я находилась в своих мыслях, но в последнее время это случалось всё чаще. Иногда я ощущала, что теряю связь с реальностью, особенно когда приходилось изображать преданного члена семьи Харкер. Мои глаза расфокусировались, а разум блуждал, но через некоторое время я приходила в себя, обычно для того, чтобы увидеть, как мой отец смотрит на меня своими мерцающими глазами, которые обещали боль, когда камеры были выключены.
Мама сжала мою руку, прежде чем отпустить. Она отошла от меня и присоединилась к отцу на подиуме, положив нежно руку ему на плечо. Сегодня она выглядела безупречно. Портрет красивой человеческой домохозяйки. Белокурые волосы, которые она передала мне, струились по ее плечам легкими волнами. Ее облегающий кремовый костюм был отутюжен и идеально сочетался с туфлями-лодочками от Prada телесного цвета. Безупречная. Идеальная. Элоди Харкер была само совершенство.
Мой отец небрежно обнял ее одной рукой, но я могла сказать, что его пальцы впились в ее бедро достаточно глубоко, чтобы позже оставить синяк. Хорошо, что ее стилист большую часть времени одевал ее в брючные костюмы, потому что пресса пришла бы в неистовство при виде черно-синих ног, которые, я знала, она прятала под этим шелком и кашемиром. Жаль, что где-то по пути она потеряла самообладание, но эта мысль подразумевала, что оно у нее было с самого начала, что было сомнительно.
Теперь была моя очередь. Пришло время еще немного поиграть в притворство. Сыграть роль, которую он от меня ожидал. Я бы это сделала. Ради нее я бы это сделала. Я подошла к нему с другой стороны, нацепив на лицо фальшивую улыбку. Сегодня я даже показала несколько зубов, чтобы немного поиздеваться. Мышцы вокруг моих губ напряглись и горели, снова ведя проигранную битву. Его рука обняла меня за плечи, и это было все, что я могла сделать, чтобы сдержать дрожь внутри. Эта рука была похожа на слизь, покрывающую мою теперь уже сильно загорелую кожу. Его пальцы впились в мой бицепс, надавливая достаточно сильно, чтобы заставить меня улыбнуться еще ярче. Это было предупреждение изображай любящую, безупречную дочь-ангела, в которую влюбится весь мир. Притворись, что мы были идеальной нуклеарной семьей.