В итоге бедному Викиному ухажеру досталось больше всех. Он первым попал под подозрение. Репутация Кольки в лагере, да и в школе была не очень, поэтому милиция трясла его неимоверно, пытаясь добиться признания в убийстве. Но где-то в глубине души все понимали, что Колька, хоть и был хулиганом, на убийцу или насильника точно не тянул максимум мог подраться, и то с равным по силам. Малышню и девочек он никогда не обижал.
Интенсивные поиски шли долго, не не дали абсолютно никаких результатов. Девочку не нашли ни живой, ни мертвой ни через неделю, ни через месяц, ни через год. Мать ее очень быстро угасла: сначала она денно и нощно бродила по округе, не оставляя надежды найти дочь, потом стала ездить по всему району с фотографией, пытаясь узнать, не видел ли кто ее дочь. А когда в лагерь приезжали на отдых дети, она бродила вдоль забора и пристально всматривалась в каждого ребенка. Однажды обезумевшая от горя мать схватила какую-то девочку со светлыми волосами за руку и потащила за собой, благо старшаки, курящие за забором, отбили ребенка и вернули в лагерь.
Кольку после долгих изматывающих вопросов уже хотели было отпустить, так как улик, указывающих на его причастность, не было. Но вдруг кто-то из девочек вспомнил, что незадолго до несостоявшегося свидания, а именно незадолго до пропажи девочки красный от злости Колька бегал по лагерю и кричал: «Убью гадину!». Парня снова забрали в Москву на допросы, в итоге осудили, вынесли приговор и отправили в места не столь отдаленные. Вернулся домой он только спустя несколько лет, совсем другим, будто потерянным.
Потом Колька потихоньку пришел в себя, взялся за ум, устроился на работу грузчиком в продуктовый магазин возле дома. Однако от прежнего разбитного веселого парня не осталось и следа: Колька не принимал участия в тусовках с местными парнями, ничем не увлекался, просто работал, вовремя отмечался у участкового, как и предписывалось недавно освобожденным из мест лишения свободы, а в остальное время бродил по городу с безучастными глазами. Это рассказывали пацаны, которые жили в Москве с ним по соседству. Несмотря на то, что тело девушки так и не нашли, в виновности Кольки никто не сомневался. Его превратили в местного изгоя. Со временем бедолаге вместе с матерью пришлось даже переехать в другой район Москвы, чтобы не терпеть косые взгляды соседей и обзывательства дворовой шпаны.
Со временем история с исчезновением девушки обрастала разными мифическими подробностями: будто бы девочку незадолго до пропажи видели на трассе садящейся в какую-то фуру или будто бы она объявлялась в разных концах Москвы под другим именем Кто-то говорил, что она ушла в близлежащую деревню и стала там жить, как отшельница, но ни одна из этих зацепок не нашла подтверждения, а канувшая в небытие Вика стала местной лагерной страшилкой, которой пугали друг друга сменяющиеся поколения приезжающих на отдых детей.
В первый раз, когда Валька рассказывал мне эту историю, ругаясь и оттирая намертво прилипшую к кровати чью-то жвачку, я особо не обратил внимания на его слова. Да, бывает такое, что дети пропадают. Печально, конечно, но что поделать Я прекрасно понимал, что негодяи, покушающиеся на школьников и даже дошкольников, были, есть и будут во все времена, поэтому всегда с недоверием относился к фразе: «А вот в СССР было все безопасно, и дети до самого вечера на улице гуляли, никто никого не трогал, а ключ хранили под половичком, и никто ничего не воровал». И воровали, и грабили, и обижали Вспомнить хотя бы печально известного маньяка по кличке «Мосгаз», который орудовал в Москве в пятидесятые годы. Или Анатолия Сливко, который в своем походном отряде «ЧЕРГИД» («Через реки, горы и долины») творил немыслимое и успешно скрывался от правосудия долгие годы, а ребятня, претерпевшая издевательства, так и продолжала им восхищаться Я уже молчу про Чикатило и им подобных. Поэтому я отчасти даже понимал родителей, которые тряслись надо мной и лишний раз одного никуда
не отпускали, и никогда на них не обижался. Я был единственным ребенком, который получился только спустя много лет после свадьбы. Конечно, они боялись меня потерять
Может, еще жива предположил Валька, оттирая чью-то жвачку, намертво прилипшую к спинке кровати. Б-р-р Я даже представить не могу, чтобы с моей Томкой что-то подобное случилось.
Я с ужасом вдруг вспомнил, что знаю продолжение Валькиного рассказа. И лучше бы ему его не знать. Добрый, отзывчивый и всем сочувствующий парень, конечно же, расстроится. Как-то раз, когда я был подростком, попалась мне в руки у бабушки на даче старенькая газетенка. Датирована она была то ли 2001, то ли 2002 годом я уже не помню. В то лето я помирал от тоски родители отбыли в командировку, компьютер на дачу взять не разрешили («Гуляй, отдыхай, играй с ребятами, помогай бабушке, а то сколиоз в десять лет заработаешь»). От скуки я перечитал все бабушкины книги, пересмотрел все сериалы, которые шли по единственному работающему на даче телеканалу Не то что бы мне совсем нечем было заняться: утром и днем я рыбачил с ребятами, ходил за ягодами, загорал, и купался, но вот вечером, когда темнело, становилось ну очень скучно. Друзей, как и меня, загоняли домой до утра. Приставка с играми осталась дома, и делать было решительно нечего. Бабушка, наущенная родителями, строго следила, чтобы в восемь вечера я уже был в своей комнате и до утра не покидал дом.