Пару минут оба молчали.
Хорошо, я услышала вас. Я попробую вам помочь. Абсолютного результата не обещаю, но какую-то информацию постараюсь получить.
Завтра утром я придумаю, как нам организовать эту встречу. И он снова внимательно посмотрел на нее. Спасибо вам.
Пока не за что.
Как же? Вы выслушали меня и согласились поучаствовать в решении проблемы.
Посмотрим на результат, потом будете благодарить. Если будет, за что.
Договорились. Кстати, какую форму благодарности вы предпочитаете?
Это какой-то слишком сложный вопрос для сегодняшнего дня.
Но вы обещаете подумать над ним? Не люблю оставаться в долгу.
Понимаю вас хорошо, обещаю подумать.
И тогда к слову о сегодняшнем дне может быть, расскажете, что с вами случилось?
То есть? переход был так внезапен, что она не поняла, о чем речь.
Варфоломей рассказал, что вы пришли в приемную к Шарлю в превосходном расположении духа, а потом вдруг едва не потеряли сознание среди ясного неба и полного здоровья. И еще он сказал, что это совпало по времени с прохождением через приемную Винченцо Анджерри. Не расскажете, что это было?
Право, это какой-то слишком сложный вопрос, пробормотала она.
Вот не было печали! Оказывается, все заметили и всё поняли. Ну, может быть не все, но самые глазастые.
Да мы сегодня только и делаем, что решаем сложные вопросы. Скажите, вы встречали Анджерри раньше?
Нет. Сегодня я увидела его впервые. Да нас и не представляли друг другу, она попыталась сказать это как можно незначительнее.
Вы немного потеряли, ответил он. Еще мидий? Или кофе и сладости?
Кофе и сладости, быстро ответила она, надеясь, что это отвлечет Марни от намерения расспрашивать ее дальше.
Он и вправду на некоторое время отвлекся ровно на то, чтобы попросить принести требуемое. А потом продолжил:
Элоиза, а всё-таки расскажите? Я знаю вас как человека хладнокровного и разумного, вас не очень-то удивишь и не очень-то испугаешь. Должно было случиться что-то серьезное, а мне хотелось бы знать обо всех серьезных вещах, происходящих во вверенном мне дворце.
Она хотела было сказать что-нибудь про внезапное недомогание, давление, или, в конце концов, сосуды в голове тоже у всех есть но вдруг поняла, что очень хочет уже рассказать про все это кому-нибудь, а Марни на самом деле почти идеальная кандидатура. С кем еще обсуждать такое, как не со специалистом по интригам и безопасности? Разве что с исповедником, но на исповедь она не ходила с далекой юности.
Хорошо, я вам расскажу, она подняла на него глаза и быстро добавила: Но вы должны пообещать мне, что не будете обсуждать сказанное ни с кем, кроме меня.
Постойте, а если придется предпринимать какие-нибудь меры?
Не придется.
Предположим, что вы правы, но все равно постойте. Давайте договоримся так: я не буду обсуждать сказанное ни с кем, не получив предварительно вашего разрешения. Это все равно что ваш вариант, только оставляет нам обоим возможности для маневра.
Хорошо, убедили, она залпом выпила кофе и отставила чашку. Слушайте. Вы, может быть, знаете о том, что у меня была сестра. Родная. Старше меня на шесть лет. Ее уже более двадцати лет нет в живых.
Да, я что-то слышал об этом.
Может быть, вас шокируют мои слова, но Леонора мы звали её Норой в моём понимании была человеком неумным и от того несчастным. Не в том плане, что сумасшедшей, но из тех, кто придумает себе какую-нибудь ерунду, никак с действительностью не связанную, и держится за нее изо всех сил, чего бы это не стоило. Мы были разными, очень разными, и никогда не были друг с другом особенно близки. Сначала она была старше а потом я стала думать про все на свете по-другому, ни в чем с ней не соглашаться и никак на нее не оглядываться. Я попытаюсь объяснить, в чем дело Она была по характеру не пойми в кого снаружи тихая, вежливая и скромная девочка, а если вдруг что-то шло не так, как бы ей хотелось все окружающие тонули в море слез и упреков. Она не хотела учиться, не хотела карьеры она хотела выйти замуж, родить детей и заботиться о них и о муже. Преподаватели в Санта-Магдалена пытались заинтересовать ее разными вещами и музыкой, и математикой, и медициной, и языками, и еще многим другим, но она не хотела знать ничего, кроме прикладных вещей, которые должны были помочь ей управиться с хозяйством. Она даже о моде и красоте не хотела знать ничего мол, зачем это верной супруге и любящей матери. При этом внешность у нее была наша фамильная, то есть если бы она хотела, то не испытывала бы проблем с кавалерами. Когда погибли наши родители, ей было двенадцать лет, и я после не раз слышала, как разные старшие родственники фыркали мол, никто ей не указ, никого она не слушает, и была б ее воля, она бы и школу бросила, потому что ей она была вроде как не нужна. Да, кстати, она наотрез отказалась жить в доме дядюшки Шатийона не знаю, почему. Я-то проводила там все каникулы, а она всегда оставалась в Санта-Магдалена.
Ах да, еще она любила подслушивать, подглядывать и докладывать родственникам и преподавателям, кто и что не так сказал или сделал. Можно представить, как её за это любили. То есть, некоторые преподаватели очень даже любили, считали идеальным ребенком. А некоторые, все же, объясняли, что ябедничать и доносить нехорошо.