Ну, для большинства из них.
Конечно, в этом мире была и более гнусная сторона, и именно поэтому он и Нийкс были доставлены сюда Сорайей де ла Торра Библиотекой Легенд. Тайная тьма, такая же, как и в любом другом мире, куда их отправляли за несколько недель до этого.
Эйвен все еще не знал, каков был общий план Библиотеки. С тех пор как он был вынужден покинуть Золотые утесы Мейи или нарисованную версию, служившую ему тюрьмой, они с Нийксом путешествовали из мира в мир в пределах Библиотеки, и каждое новое место так или иначе требовало их помощи. В одном мире раса немертвых существ восстала из могилы и пировала на живых обитателях. Другой мир был наводнен монстрами, с подобными которым Эйвен никогда раньше не сталкивался, но, в отличие от Сарнафа из Медоры, кровь этих тварей не была ядовитой для меяринов, что позволило ему и Нийксу убить достаточно, и загнать остальных обратно в недра земли, а затем запечатать их там навсегда.
Вместе Эйвен и Нийкс останавливали войны, предотвращали стихийные бедствия, излечивали от эпидемий, меняли правительства и предотвращали множество других катастроф, социальных коллапсов и даже массовых вымираний.
Задание за заданием, они шли туда, куда их посылала Библиотека, помогая тем, кто в этом нуждался.
Эйвен ненавидел каждую секунду этого.
Но у него также не было выбора из-за уз подчинения между ним и его некогда лучшим другом-предателем.
Нийкс приказывал, и Эйвен подчинялся это было так просто.
Каждый раз, когда отдавался приказ, жгучая боль от Заявления Прав усиливалась, и с течением недель негодование Эйвена становилось все сильнее.
А ведь прошло всего несколько недель.
Несмотря на то, что теперь наступил Кальдорас, а они покинули Золотые утесы в предыдущий Кальдорас, для Эйвена и Нийкса не прошло и целого года, что указывало на то, что внутри Библиотеки время текло иначе, чем
за ее пределами. Эйвен не был уверен, как именно, насколько быстро или, возможно, насколько медленно он понятия не имел, прошел ли во внешнем мире всего один год или сотни.
Ему также было все равно.
Для него, бессмертного, время имело мало значения, особенно сейчас. Все, что он знал, это то, что он должен был выждать, и тогда однажды
Однажды он найдет способ освободиться от этих проклятых уз, которые держали его в плену.
Если у Эйвена Далмарты и было что-то особенное, так это терпение.
Поэтому он будет ждать.
И тогда его время придет.
До этого славного дня он был обречен играть роль доброго самаритянина в разных мирах, подчиняясь прихотям Библиотеки и приказам Нийкса, как простой слуга.
Каждое мгновение, проведенное в обществе предателя, действовало Эйвену на нервы, но он испытывал самодовольное удовлетворение, зная, что это чувство взаимно, так что это, по крайней мере, доставляло ему некоторое развлечение. Единственным положительным моментом было то, что ему с самого начала было приказано никогда не общаться мысленно, если только Нийкс сам не спровоцирует контакт. Возможно, это было связано с тем, что Эйвен получал огромное удовольствие, посылая Нийксу определенные образы в первую очередь, подробные воспоминания о том, как Нийкс снова и снова пронзал Александру своим кинжалом в почерневших подземельях Таэварга, демонстрируя пытки, столь прекрасные, что Эйвен часто мысленно возвращался к этим воспоминаниям, просто чтобы поностальгировать. Понаслаждаться. Нийкс не испытывал такого же ликования и с этого момента категорически запретил Эйвену общаться с ним мысленно приказ, которому Эйвен был только рад подчиниться.
Нийкс, однако, по-прежнему мог связаться с Эйвеном, когда пожелает, открыв канал связи между ними, чтобы Эйвин мог ответить. И именно из-за этой связи Эйвен отвлекся от веселых гуляк на городской площади, когда его окликнул голос предателя.
«Где ты, черт возьми, пропадаешь?» спросил Нийкс. «Мы должны были встретиться десять минут назад!»
Эйвен отхлебнул подогретого какао, не обращая внимания на острую боль, охватившую его при воспоминании о горячем шоколаде, который они с матерью пили в его юности, о том, как он часто присоединялся к ней в ее любимой солнечной комнате во дворце меярин, о том, как она всегда улыбалась ему над дымящейся чашей, о ее золотых глазах, наполненных любовью.
Так много любви.
Нахмурившись, Эйвен отогнал воспоминания вместе с воспоминаниями о том, как он видел ее в последний раз, умирающей от его клинка, и лениво ответил:
«У меня перерыв».
«Перерыв?» воскликнул Нийкс. «Ты что, издеваешься надо мной? Я собираюсь устроить засаду на нечестивых убийц из братства Синн, и на случай, если ты забыл а ты, очевидно, забыл ты должен прикрывать мне спину, придурок. Я умру, и ты умрешь, помнишь?»
Как будто Эйвен мог забыть. Он посмотрел на серебристый шрам, пересекающий его плоть, знак Заявления Прав, причину, по которой он разделял с Нийксом все раны, полученные во время их приключений в потусторонней библиотеке. Физическая связь была односторонней о чем Нийкс всегда спешил угрожающе напомнить Эйвену, когда чувствовал себя особенно уязвленным и это было единственным, что удерживало Эйвена от убийства предателя во сне.