Соня стояла в дверях, смотрела в спину старой писательницы и старалась привлечь внимание Лидочки гримасами и дать ей понять, с каким чудовищем ей, Сонечке, ратующей за спасение подруги, приходится иметь дело.
Ты, разумеется, слышала наш разговор, утвердительно произнесла Татьяна Иосифовна. Не возражай, здесь перегородки фанерные, каждое слово слышно.
Я занималась обедом, ответила Лидочка, но это прозвучало как попытка оправдаться.
Я ценю твою деликатность, но она сейчас никому не нужна. И раз уж ты оказалась здесь в это время и в этот час, старая женщина подняла вверх толстый указательный палец, как бы призывая аудиторию к молчанию, то тебе недурно бы знать, что Алена моя родная дочь, ей тридцать два года, она ни на что не годна
Татьяна Иосифовна, ну как вы можете! теперь Соня готова была расплакаться.
Да, могу! Имею на то моральное право! Она обернулась к Лидочке. А знаешь ли ты, Лидия, что за последние годы Алена ни разу не удосужилась навестить больную мать, не привезла ей жалкого кусочка хлеба! Ни разу не поздравила с Рождеством. В это трудно поверить? Но это именно так.
Но речь идет о ее жизни! вмешалась Соня.
Хватит! Я знаю, что Аленочка истеричка! Теперь обе они стояли на кухне, почти прижимаясь к Лидочке, и кричали друг на дружку через ее голову. Еще в школе она устраивала дикие скандалы мне пришлось трижды переводить ее в разные школы.
Но не об этом сейчас речь! Не время выяснять отношения. Вы должны поговорить с ней, иначе будет поздно.
Она уже пять раз устраивала самоубийство! кричала Татьяна Иосифовна Лидочке. Пять раз, и каждый раз весьма разумно! Так, чтобы не повредить своему здоровью.
Как вы смеете! Это голый цинизм! кричала Соня в другое ухо Лидочке. Вы потеряете последнее близкое вам существо на этом свете.
«Господи, они же обе на сцене, а я зрительный зал. И еще заплатила за билет натуральным продуктом».
Прекратите бой, попросила Лидочка. Скоро ленч будет готов.
Ленч? Татьяна Иосифовна как бы переваривала значение слова. Потом поняла, улыбнулась. Ленч, повторила она. Какое сладкое слово. Вот именно, сладкое. Со мной сидела одна болгарка из Земледельческого союза, если не ошибаюсь. Она всегда говорила это слово сладкая погода, сладкий надзиратель
На время бой прекратился женщины принялись помогать Лидочке накрывать на стол, а Татьяна Иосифовна вовсе расщедрилась и достала полбутылки «Мартини», сообщив, что к ней приезжали брать интервью из «Столицы», и она взяла гонорар бутылкой «Мартини».
Перемирие, отвлечение от главной темы спора, было кратким, но продолжение спора приняло несколько иной характер. Татьяна Иосифовна сказала Лидочке:
Вся моя молодость прошла в лишениях. Мне не на кого было опереться, и прежде чем я осознала себя и свое место в жизни, я уже попала под тяжелый пресс сталинских репрессий.
Татьяна Иосифовна говорила все громче, как бы с трибуны.
Я старалась дать Аленочке все, что могла. Но много ли могла я? Мне приходилось отрывать от себя последние куски!
Татьяна Иосифовна! вмешалась Сонечка. Не надо об этом!
Татьяна Иосифовна осторожно отрезала кусок мяса, осмотрела его и спросила:
А у вас на рынке есть санитарный контроль?
Неожиданный переход сбил Лидочку с толку она даже не сразу сообразила, что же Татьяна Иосифовна имеет в виду?
Но и Татьяна Иосифовна забыла о вопросе, потому что обернулась к Соне и сказала ей:
Алена может иметь ко мне субъективные претензии. Но никак не объективные. В конце концов, факт наличия у меня собственной личной жизни не должен был отвращать ее.
Я не говорю о прошлом! Сонечка посмотрела на Лидочку умоляюще, словно искала у нее поддержку. Но сегодня вашей дочери очень плохо. Она близка к смерти.
Ах, оставь, я ненавижу шантаж! воскликнула Татьяна Иосифовна. К сожалению, с возрастом у Аленки выработался псевдосуицидальный комплекс. Вы меня понимаете? То есть Алена стремится к самоубийству, но не к самой смерти,
а к попытке, чтобы вызвать сочувствие или страх у окружающих. В первую очередь у разочаровавшихся поклонников.
Татьяна Иосифовна! взмолилась Соня. Поймите же, что у Алены, кроме нас с вами, нет близких людей.
Она сама в этом виновата.
У нее нет никого! Неужели родная мать от нее отвернется?
Обе женщины удовлетворяли свою страсть к театральности, обеим роли достались трагические, со слезой, и конфликт грозил достичь древнегреческих высот.
Лучше тебе уехать, сказала Татьяна Иосифовна. Пока еще не поздно, тебе лучше вернуться в Москву. Твое присутствие выводит меня из себя.
Я не уеду, пока не добьюсь от вас согласия позвонить Аленушке. Хотя бы позвонить.
Ну подожди, сначала поедим, ответила, подумав, Татьяна Иосифовна.
Она стала быстро и обильно накладывать себе в тарелку картошку и мясо, словно мысленно уже отсчитывала, кому сколько положено, и себе, как старшей, выделила большую дозу.
Она ела шумно, мелко и быстро, как бы стараясь растянуть удовольствие от еды и в то же время насладиться как можно интенсивнее.
Соня ела также с удовольствием, но, поймав на себе взгляд Лидочки и ложно истолковав его, громко сказала: