Он очень старался. По нему было видно, насколько. Всегда было.
В отличие от Жаннэй, которая просто работала. Ее не волновала работа, и в и Лиль не видела в ней ни стремления, ни страсти она просто делала то, что должна была делать. И Ким ее не волновал она таскала его за собой, как носила на плечах пальто. Ради удобства.
А тот только рад; Лиль не понимала, что Кима так в ней привлекло. Быть может, он просто нашел снежную гору, которую не покорить при всем старании и зациклился. Такое случается с парнями и, похоже, с мужчинами тоже бывает.
Как мысли, которые носились в ее голове кругами: чужие любовные проблемы так отвлекали. Даже головная боль чуть поутихла. Лиль осознала, что
у нее затекла нога; села поудобнее, подвернула под себя другую.
Когда Жаннэй повернулась спиной к залу, лицом к старшему брату Нут, Лиль помнила, у того было родимое пятно за ухом, и ей как раз было отлично видно это ухо, волосатое и слишком большое, так что это точно был старший, она была все так же бесстрастна.
Я могу начать?
Голос, не высокий, не низкий, тусклый, безжизненный, как песок в пустыне, вдруг прозвенел льдинками в окнах. Лиль поежилась.
Она не доверяла этой женщине. Она не могла ей полностью довериться.
Она ее побаивалась немного. Вот так.
Лиль пыталась делать шаги ей на встречу, у нее даже получалось тогда, в больнице, но тогда она не знала, как же получилось. Жаннэй показалась ей почти человеком. Рядом с Кимом? В ожидании Кима? Она оттаивала?
А сейчас нет.
Да, начинайте, Нут склонил голову на бок, на шее вздулись жилы.
Жаннэй скользнула руками по стойке для выступлений, обвила длиннющими пальцами микрофон и оттарабанила заученную фразу формального приветствия.
Лиль наконец-то смогла отвести глаза от ее лица: на среднем пальце правой руки у Жаннэй красовалось дешевое кольцо с огромной прозрачной стекляшкой. Оно совершенно не подходило ни к ее прилизанной прическе, ни к строгой серой форме; такая нелепость, дурацкое, показное ребячество.
Побрякушка на счастье?
Эта ледяная статуя что, правда волнуется?
Она умеет волноваться?
Лиль превратилась в слух, подалась вперед.
Она знала, что Жаннэй должна была сказать. Яйла обсуждала с ней план, когда навещала ее в качестве опекуна.
Лиль знала назубок не только свои слова. Слова Герки, слова Жаннэй, Яйлы, Кима она выучила их наизусть, будто кто-то выгравировал их ей на черепной коробке.
Жаннэй должна была сказать
У этих детей, господа мудрый Нут Очень неустойчивая психика.
Голос разнесся по залу и утонул во внезапной тишине.
Нет.
Жаннэй должна была сказать не это.
Совсем не это.
Ровно противоположное. Что Герка может себя контролировать; что он спасал ее. Что это было тщательно рассчитано, что его дар не представляет опасности. Этого от нее ждали: экспертного мнения.
Если эксперт скажет, что дар не опасен; если родственники поручатся если объединятся даже враги разве не так? Разве нет?
А сейчас? Она бросила камень, и Герка утонет, утонет!
Она должна была ответить что ей говорить, когда ее спросят? Она забыла слова И что толку их вспоминать, если все планы все равно рассыпались пылью, будто и не было их?
Лиль оглянулась на Герку. Растерянно, удивленно: тот улыбнулся, незаметно, только глазами, она бы и не увидела этой улыбки, если бы не всматривалась так пристально.
«Она знает, что делает», одними губами.
Теплые пальцы переплетены с ее пальцами; она чувствует, как ускорился Геркин пульс обычно слишком медленный, сейчас он почти как у обычного человека.
Лиль не верила Жаннэй.
Все, что она могла сделать уцепиться за слепую веру Герки.
Глава 17
Или одиночество; впервые за долгое время она осталась с проблемами один на один. Всегда стоявшая в тени, за спинами Юлги и Майи, всегда выполнявшая их указания, она уже очень-очень давно не оказывалась на месте невольного дирижера чужими судьбами. Раньше она только помогала и ей нравилось помогать.
Это никак не колебало ее спокойствия. Ее душа была зеркало, ровное и безмятежное, хорошее зеркало без изъяна; увиденное в настоящих зеркалах чужое настоящее Жаннэй никак не затрагивало; волновались сокружницы, она лишь передавала информацию.
Майя решала, Юлга вмешивалась, Жаннэй давала разумные советы.
Но в этот раз некому было решать за Жаннэй и некому было предостеречь ее от неверного шага.
Когда Ким пришел с вопросами, она чуть не позвала его в дом. Это решило бы ее проблемы в краткосрочной перспективе.
И это было бы неверное решение.
Потому что там сидел Кеех.
Она и так вывалила Киму слишком много, на краткое мгновение забыв, кого впустила на свою кухню. Она и не надеялась, что Кеех не слышал, понимая, что в противостоянии с таким человеком ей придется платить за каждую ошибку; она всегда готовилась к худшему.
Раньше это помогало. Позволяло просчитать все варианты. Когда ни один из вариантов не беспокоит тебя, их обдумывание дело несложное.
Но теперь не было просто вариантов. Были варианты хорошие. Оптимистичные. Пугающие. Одни хотелось обдумывать. О других хотелось забыть.
И Жаннэй знала, что
это только начало. Что все будет только хуже. Защита треснула уже давно и доживала последние дни. Она это чувствовала.