Я поморгала, потом проветрила комнату. Взяла айфон и позвонила маме. Мама, не став слушать про кота, сообщила, что я вчера с ней поругалась, и она теперь на меня обижена.
Обескураженная, я попыталась убедить её, что вчера ни с кем, кроме кота не общалась, но это было примерно как убеждать комиссию из дурдома в том, что ты нормальна.
Отключившись, я пила кофе.
Следующие дни Витя на звонки не отвечал, мама со мной помирилась, а прохожие перестали набрасываться со странными требованиями. Я даже сходила в ветбольницу но чудной ветеринар там не работал. Так мне сказали.
И всё было неплохо, пока неделю спустя я не лицезрела на своём пороге юношу в маскарадном костюме, блещущего бриллиантами, как тот сундук, который мне предлагали. У юноши был презрительный взгляд и весьма знакомая мина.
Мы не закончили, объявил он с порога. Впусти меня.
Я оглядела его ещё раз и мрачно поинтересовалась:
С чем это мы не закончили?
С твоей курсовой, его разноцветные глаза определённо мне кого-то напоминали.
Я решила уточнить:
Да? А я вас знаю? Вас как зовут?
Юноша взглядом опустил меня ниже плинтуса и выплюнул: «Вильгельм».
А-а-а, протянула я. И поскорее захлопнула дверь.
Ну их к чёрту все эти чудеса!
Вик, а к тебе принц не заходил? Предложение не делал?
Это который кот с бриллиантами? мрачно уточнила я.
Ну да!
Я вдохнула поглубже:
Пусть только ещё раз придёт И ты тоже!
В трубке наступила обескураженная тишина. Потом:
Вик а помнишь, ты у меня на подарок маме занимала?
Ты издеваешься?
Вик, ну очень надо, взмолился Витя. Ну пойми меня: его то заколдует, и контр-заклятье месяц действует, то украсть хотят: он же принц! И я уже запарился ему невесту искать, пять миров исходил, ему никто не нравится, а тут ты Ну вот честно, помоги, а?
Ищи дальше, посоветовала я и нажала отбой.
Ну их к чёрту, этих принцев!
На следующее утро рыжий кот с разноцветными глазами и презрительной мордой сидел на моём крыльце и умывался.
В тот же день я подала объявление: «Продам кота».
Пока никто не откликнулся.
А вам, случайно, кот не нужен?
Потому что ты со мной
Он давно уже разучился чувствовать и мир стал для него серым, точно завернулся в дымчатый туман. И только её рыжие волосы горят для него, как костёр в ночи.
Он мнит себя богом. И, как бог, распоряжается её судьбой. Но разве можно подчинить огонь?
Она светилась.
С лицом, напоминающим лукавого лисёнка, с доверчивыми взглядом, и, конечно, волосами странного, удивительного цвета, который люди называли рыжим, она светилась, точно огонь в ночи дерзко и бесстрашно. Волосы особенно волосы, по ним он узнавал её всегда. В его чёрно-сером мире они действительно были сродни свету.
Она жила ещё в те дни, когда люди строили для него кромлехи. Он помнил отражающееся в её глазах звёздное небо и всполохи пламени серые, как и всё вокруг. Её затаённую улыбку, обращённую стоящему у алтаря юноше. Их руки, их объятья, её голос Её кровь на том же алтаре. И, конечно, её разметавшиеся рыжие волосы, мгновение спустя ставшие костром. Костёр, небо, звёзды грязно-серое и мглисто-чёрное. И только её волосы по-настоящему горели.
Спустя сотни ночей и тысячи лиц, когда каменные круги ушли в туман, а на их месте выросли храмы, украшенные крестами, он встретил её вновь. Не узнал сначала: её волосы закрывал апостольник. Но глаза сияли по-прежнему, а лицом она всё так же походила на лисёнка. Только улыбка предназначалась теперь кресту и распятому на нём изваянию.
Он не был против. Он вообще легко относился к чувствам: люди мимолётны и хрупки, как огонёк свечи. И чувства их преходящи и не стоят его внимания. Сам он никогда не испытывал ничего подобного или же не помнил об этом. Всё, на что он был способен это интерес. А она интересовала его, интересовал её свет, её тепло. К тому времени у него уже было достаточно слуг, по той или иной причине привлёкших его внимание, и все они были серыми тенями по сравнению с ней. Так почему бы и ей не сиять для него? К тому же он ясно видел на ней рок скорой смерти. Наверное, большинство людей назвали бы милостью то, что он собирался ей подарить. Чем рождаться вновь и вновь и умирать до срока даже по-человечески очень сладко вместо этого жить вечно.
Когда он пришёл к ней, она назвала его дьяволом и, зажмурившись, вцепилась в молитвенник. А он вспоминал, как выходил для неё из тумана сотни ночей назад, становился у камней рядом и ветром гладил её волосы. Тогда она не замечала, сейчас не хотела видеть. К его словам и тогда, и сейчас она оставалась глуха.
Как и много раз до неё, он не принял её чувства в расчёт. Она просто не понимает, решил он, что получает взамен её кельи и молитвенника.
Вечности она совсем не обрадовалась. От слуг-теней сбежала, и это подогрело его любопытство. Когда она вернулась в монастырь, он последовал за ней и смотрел потом, как она замирала ниц перед распятьем, как растрёпанные рыжие волосы сияли вокруг её головы ореолом. Смотрел и не понимал, совершенно не понимал её упрямства и верности кресту. Разве крест сделал ей в подарок вечную жизнь и молодость? Разве крест стерёг её?