Это такое выражение, говорю я с улыбкой. Я имела в виду, как долго я была без сознания?
А.
Понимание загорается в его глазах.
Ты была без сознания два часа.
Я переношу свой вес, морщась, когда две кружки воды дают свой результат. Мне нужно пописать.
У тебя, эм, есть ванная, которой я могла бы воспользоваться?
Грегор еще раз коротко кивает мне, и я медленно встаю, проверяя, что твердо стою на ногах. Все мое тело болит, но мне приятно размять мышцы. Эта боль ничто по сравнению с той болью, которую причиняли кулаки моего отца. Облегчение, смешанное с чувством вины, разливается по мне, зная, что он никогда больше не прикоснется ко мне.
Грегор ведет меня через дверь в дальнем конце хижины, которую я раньше не заметила. Она ведет в короткий коридор, из которого ведет единственная дверь. Грегор открывает ее, и я вхожу в просторную ванную. Она простая, с огромной ванной размером с огра и верхним душем у одной стены, раковиной и унитазом.
Я занимаюсь своими делами и мою руки, брызгаю водой на лицо и смотрю в зеркало над раковиной. На моем лице остались небольшие царапины от веток, которые хлестали меня, когда я убегала от Тодда и моего отца, а на лбу выступает большая шишка. Мне повезло, что у меня не более чем легкое сотрясение мозга, и мой огр в сияющих доспехах отлично справился с обработкой и перевязкой моих ран.
Грегор ждет, когда я выхожу из ванной. Я чувствую себя немного неловко, одетая только в его футболку, хотя она прикрывает меня от горла до колен. Я была почти респектабельной, если бы на мне было нижнее белье. Воспоминание о том, как я его лишилась, заставляет меня дрожать.
Тебе холодно? У меня есть запасные одеяла, немедленно говорит Грегор.
Не холодно. Просто плохие воспоминания, признаюсь я со вздохом. Не каждый день за девушкой охотятся в лесу, она становится свидетельницей убийства своего отца и чуть не подверглась изнасилованию, прежде чем ее
спасает огр.
Я понимаю, как нелепо звучат мои слова, когда они слетают с моих губ, и истерический смех подкатывает к моему горлу. К моему ужасу, смех быстро превращается в сдавленное рыдание, и горячие слезы текут по моим щекам.
Грегор неуверенно приближается ко мне. Ясно, что он понятия не имеет, что сказать или сделать, но я вижу беспокойство в его глазах и сжатую челюсть.
Он неуверенно протягивает руку, чтобы коснуться моих волос.
Я бы обнял тебя, но я не знаю, так ли ты будешь рада моим прикосновениям после
Я сокращаю расстояние в несколько футов между нами и прижимаюсь к нему, прежде чем он успевает закончить. Я не могу этого объяснить, но я знаю, что с Грегором я в безопасности. Это знание, которое резонирует глубоко внутри меня, необъяснимое и неоспоримое.
Кожа Грегора восхитительно горячая, и от этого согревается и ослабевает холодный узел страха, застрявший у меня в груди не только из-за сегодняшних событий, но и из-за страха, который я носила в себе годами.
Я прожила в коммуне всю свою жизнь. Я никогда не видела родительской любви. Я не помню свою мать, а мой отец относился ко мне как к собственности, как и к остальным женщинам в коммуне. Нас хранят чистыми для наших мужей или продают ради финансовой выгоды.
Эта коммуна звучит как ужасное место.
Голос Грегора грохочет у меня в ушах, когда я прижимаюсь щекой к его груди.
Его руки обнимают меня, и я зарываюсь глубже, в то время как слова продолжают слетать с моих губ. Странно открываться вот так легко и не слушать осуждения.
Контролируется каждый аспект нашей жизни, начиная с того, что нам носить, есть и читать, заканчивая тем, за кого нам выходить замуж. Большинство моих подруг были обещаны мужчинам, как только им исполнилось восемнадцать. Как дочь лидера, я считала, что мне повезло, когда я избежала такой участи, и по прошествии еще нескольких лет я была уверена, что меня не заставят выйти замуж.
Я невесело усмехаюсь.
Но я была так наивна. Мой отец просто выжидал своего часа. В двадцать четыре года я считаюсь уже старой с точки зрения брака и деторождения. Но мой отец берег меня для Тодда.
Он выдал бы тебя замуж за мужчину, которого ты не любишь?
Грегор, похоже, в ужасе от этой идеи.
Любовь здесь ни при чем. Тодд спланировал все с самого начала. Для него все дело во власти и положении. И теперь у него есть и то, и другое.
Я опускаю взгляд на свои руки, прежде чем снова поднять его на него.
А теперь он превратил меня в убийцу.
Глава 4
Грегор
Арья убийца? Никогда.
Ярость сжигает меня изнутри из-за того, что эти мужчины сделали с ней что молодой собирался сделать с ней. От осознания того, что мужчина постарше был ее отцом, у меня сводит живот. Родители должны защищать своих детей, а не торговать ими, словно они были не более чем рабами. Я не могу заставить себя сожалеть о его смерти. Я сожалею только о том, что другой Жаба, как она его называла, все еще где-то там, дышит тем же воздухом, что и моя женщина.
«Моя женщина?»
Как она может быть моей женщиной? Я огр, чудовище, несмотря, что она говорит обратное. И все же мысль о том, что она моя, поселяется глубоко в моих костях и дает мне чувство покоя, которого я давно не испытывал.