Я смотрю, тебе нравится попадать в неприятности.
Процедил сквозь зубы, хватая её на руки, чтобы вывести из этого проклятого поля. Там, у дороги на траве, будет куда легче осмотреть её рану.
Затаив дыхание, девчонка молчала в моих руках, не предпринимая даже попытки дотронуться до меня лишний раз. Так и замерла испуганным диким зайцем, парализована не иначе.
Под сапогами чавкала грязь, но мои мысли крутились как привязанные только над этой девушкой. Чертовщина, не иначе.
Старец же сориентировался быстрее меня, оценив, видимо, мимолетно добротные вещи на мне и породистого жеребца, быстро прокумекал, что в любом случае нужно быть дружелюбнее с чужаками. Вот и побежал вперёд, заботливо расстелив на охапке сена в телеге непостижимо откуда взявшийся пёстрый плед.
Туточки, господин шаад. Положите её здесь, нужно ножку осмотреть. Да и чего-то горяченького да крепкого скушать, а то босая по полю бежит! Сокрушительно покачал он головой, сразу сдав с потрохами эту практикантку. Где это видано-то? Ей ещё детишек рожать.
До этого злющий и грозный я дошёл до телеги, сдерживая самые громкие возмущения насчёт умственных способностей этой девчонки в душе, но последняя фраза старика заставила замереть на миг и чуть не уронить свою ношу в грязь под ногами. Дети Рожать
Тьфу на тебя, старик!
Быстро преодолев оставшиеся расстояние до телеги, что явно видела и лучшие времена, я отпустил человечеку на покрывало. Причём в прямом смысле слова отпустил. Так, что она шмякнулась об деревянные доски, и, кажется, слои сена ни капли не облегчили её посадку. Тем не менее, девчонка промолчала. И вообще отползла на заднице подальше от меня, так и не поднимая взгляда. Тёмные волосы, заплетённые в косу, растрепались, и пара прядок сообща с густой чёлкой совершенно скрывали её лицо.
Ну и какого чёрта ты тут делаешь? грубо поинтересовался, скрестив руки на груди.
Глава 7
Буркнула в ответ, не поднимая глаз, с некой нездержимой злостью от присутствия этого шаада и его голоса. Такого высокомерного и с издевкой.
Нога ныла, даже не так, она болела. Безумно сильно болело, что глаза начало перчить от поступивших слез. А ещё я испачкалась в грязи, в придаток голод совсем не способствует улучшению моего и так несладкого характера.
Одним словом, этот Вояка выбрал совсем не то время и место, чтобы вести со мной душевные разговоры. Или опять-таки ткнуть меня в том, что я человек.
Да что ты говоришь? искривился язвительно шаад, и прям я чувствовала ядовитую обертку его слов. А я думал, женихов в грязных канавах ищешь.
Вас послать, или вы сами дорогу найдёте? фыркнула я злобно, сжимая пальцы и не вовремя прикусив язык. Какого черта он вообще тут забыл?
А ты адресок приложи. Раз такая смелая.
Да вы я замолкла на полуслове, синие глаза шаада теряли искры и превращались в синий океан гнева, граничущий с чёрным зрачком. Руки по обе стороны от меня сжали сено с тихим писком сухой травы, что на миг мне причудилось, что так же лопнут мои кости в его руках. Тяжелые кудри отпустились вниз и едва касались моей щеки. Мне было страшно. Очень страшно, поскольку из-под пухлой губы виделся острый клык.
Злость мужчины была необъяснимой. Какое ему дело до меня? И всё-таки проще признать себя виновной, чем потом расхлебывать последствия своей тяги к справедливости. Которой, к слову, и не существовало.
Запихнув гордость и прочие свои не самые совершенные качества на дно своей души, я глубоко вздохнула и после минутного молчания всё-таки нашла в себе мужество медленно выговорить:
Я виновата, признаю. отпустив глаза вниз, я ещё сильнее навалилась на тюки сена. Желая отдалиться от шаада, добавила тихонька, чтобы ненароком не навлечь на себя снова гнев мужчины: Отойдите, пожалуйста.
Избегая его взгляда всеми силами, я лишь через пару минут почувствовала, как незнакомец отошёл.
остановить. Хлеб хрустел на зубах, а чай из осушенных трав мягко щипал кончик языка.
Ты долго голодала, девонька не спросила, а утвердила моя соплеменица, когда мужчины вышли на улицу.
Стало стыдно. Это, наверное, невоспитанно с моей стороны. Я отодвинула от себя тарелку и убрала ложку в сторону, отпуская руки на подол платья.
Просто в дороге не было до еды, а потом таверны сменялись одна за другой. И потом на постоялом дворе в Сентре не совсем встретили меня гостеприимно.
Дрожь прошлась по телу от воспоминания.
Женщина поджала губы и нахмурила седые брови.
Тида недовольно молвила она и добавила мне ещё каши, одним суровым взглядом заставляя есть.
Я снова взялась за ложку, уплетая угощение с нескрываемым энтузиазмом.
Так откуда ты? поинтересовалась она, подперев щеку рукой. Готовая слушать меня. У неё было пусть и строгое, но с милыми ямочками на щеках лицо. Которое излучало материнскую заботу и любовь.
Из столицы. А вы откуда?
Задала ответный вопрос, и женщина улыбнулась краем губ, слегка отодвигая свою тарелку и предаваясь ностальгии закатила глаза.
Я из-под Каржы. Правда, прожила там до пяти лет. Потом по миру с отцом скиталась
Она рассказывала о своем детстве с лёгкой улыбкой. И явно с удовольствием, находя в моём лице приятного собеседника. И от этого мне было радостно.