Какие вещи они знают?
Нахмурившись, он отводит взгляд, и на мгновение мне кажется, что он снова все испортит. Запечатывает хранилище, чтобы я никогда не была посвящена в те темные тучи, которые постоянно омрачают его ясные глаза. Крошечные трещинки его страдания проступают в подергивании его лица, как будто он отчаянно пытается сдержать эмоции.
В моем улье, когда мне было около тринадцати лет, мне нравилась девушка. Ей было, может быть, пятнадцать или шестнадцать. Слезливая улыбка проливает немного света на мрачное выражение его лица.
Я ей тоже нравился. Но мой старик был гнилым ублюдком. Он тоже положил на нее глаз. Нога все еще согнута перед ним, он сидит обнаженный и уязвимый, раскрываясь передо мной.
Итак, однажды ночью мы улизнули и встретились под звездами. Она научила меня кое-чему о небе и созвездиях. И как целоваться. Опустив взгляд, он перебирает свои пальцы, как будто нервничает.
Мой старик нашел нас. Он и пара приятелей. Он сказал, что я слишком маленький и тощий для такой женщины, как она. Губы подергиваются, он поднимает взгляд достаточно, чтобы показать отвращение, окрашивающее его лицо.
Они изнасиловали ее у меня на глазах. Я не мог ей помочь. Все, что я мог сделать это было слушать ее крики, когда каждый из этих ублюдков по очереди трахался с ней. И когда мой старик закончил, он сказал мне, что она достаточно слаба, чтобы я мог овладеть ею. Из его глаз выкатывается слеза, блестя на щеке.
Я пролежал с ней всю ночь под этими звездами, обнимая ее, когда она плакала у меня на груди. А утром я нашел ее лежащей рядом с пустынным терновым яблоком. Рядом с ней обломались белые лепестки. Она покончила с собой, съев растение. Следует долгая пауза, и хотя я должна что-то сказать ему, заполнить эту пустоту словами утешения, я не могу. Я ничего не могу говорю ему. Он смотрит вдаль, ни на что конкретно.
Должно быть, я был единственным ребенком в Калико, у которого за этими стенами не было ничего получше.
Мое сердце разрывается из-за Кадмуса, когда я смотрю, как он распадается на моих глазах.
Когда они поместили меня в изолятор Зажмурив глаза, он как будто видит все это снова в своем воображении.
У меня были видения того, как я был своим отцом. Насиловал ее. Снова, и снова, и снова, говорит он сквозь стиснутые зубы.
Каждый раз, когда я закрывал глаза, я слышал, как она выкрикивает мое имя. Я чувствовал, как она борется подо мной. И каждый гребаный раз, когда я открывал глаза, девушкой была ты. Смотрела на меня. Умоляла меня остановиться. Твое лицо было бледным, как те цветы.
Слезы наворачиваются на мои глаза, когда его разбитые части, наконец, начинают складываться в картину, которая объясняет его столь же разбитый разум. Дело не в том, что они знали о его прошлом, а в том, как они манипулировали его разумом, превращая его самые травмирующие воспоминания в кошмарную реальность.
Ты никогда не причинял мне боли. Ни разу.
Ты была единственным светом для меня. Они украли и это тоже и бросили меня во тьму. То, что я не могу перестать видеть, открыты мои глаза или закрыты. Глаза наполняются слезами, он прижимает кулак к вискам, и из его носа вырывается резкий вдох, пока он пытается сдержаться.
Им не нужно было оставлять эти шрамы на моем теле. Они уже были у меня в голове.
На четвереньках я подползаю к нему и отталкиваю его массивные руки в сторону, втискиваясь между его согнутых ног. Прижав голову к его груди, я чувствую, как его мышцы сокращаются подо мной, когда он всхлипывает, и его руки обвиваются вокруг меня.
Мне жаль, что я так поступила с тобой, шепчу я. Мне так жаль, Кадмус.
ГЛАВА 6
РЕНРядом со мной
потрескивает огонь. Мои руки дрожат, когда я опускаюсь между бедер, туда, где ощущение влажности пробудило меня от грез, и я собираю влагу пальцами, поднимая ее к свету.
Кровь.
Густая и красная, она полностью покрывает мои пальцы. В последний раз, когда из меня вытекла кровь во время беременности, я потеряла ребенка и проснулась оттого, что им питались Рейтеры.
Когда боль в моем животе снова пробуждается к жизни, я рычу, скручиваясь от боли.
Рен? Что это?
Я не отвечаю Шестому, опасаясь, что он будет винить себя за это, но я подозреваю, что это мой второй случай, и мое тело просто не создано для беременности. Вместо этого я тихо рыдаю про себя, дрожа, когда мной овладевает агония.
Рен! Он, несомненно, нашел кровь.
Черт! Дрожащей, но нежной рукой он обхватывает мою щеку, приближая мое лицо к своему.
Я не хочу смотреть на него. Я не могу. И я благодарю за слезы, которые размывают его лицо.
Я собираюсь позвать акушерку. Я сейчас вернусь.
Я хватаю его только за зад, прежде чем он оборачивает одеяло вокруг нижней половины тела и проламывается через плетеную дверь, зовя Хасею, пожилую женщину, которая приняла роды у нескольких женщин в нашем улье. Известно, что она очень опытна в таких делах, но если это следует за тем, как я была беременна в последний раз, боюсь, даже она не сможет мне помочь.
Это не чрезмерно и не необычно после полового акта, говорит Хасея, надавливая на мой живот двумя пальцами внутри меня. Хмурое выражение на ее лице добавляет страха к дискомфорту, который уже бурлит внутри меня.