Я не буду извиняться за то, что заявил на тебя права, его пальцы сомкнулись вокруг моего бедра и руки. Я сделал это, чтобы защитить тебя. Теперь никто из этих людей не будет тебя беспокоить.
Но он также заявлял права и защищал других женщин. Я не могла сосредоточиться на своей ревности. Она была подобна отвратительному яду в моей крови, пожирающему меня заживо.
Перестань думать о них, Салем нежно обнял меня и погладил по волосам, извращая мои чувства. Ты здесь единственная. Единственная, кто спит в моей постели.
Я цеплялась за его слова, за сладость его прикосновений и укрепляла свою решимость. На горизонте маячила битва, но я была бойцом. Только на этот раз я не выиграю ни со стрелами, ни с клинками. Он слишком быстр и физически силен.
Мне нужно завоевать его сердце. Его вену. Затем я дарую ему укус, который превратит тьму в пепел.
Укус рассвета.
Глава 27
Следующие два месяца прогорели, как ленивое пламя на бесконечном фитиле. Мы с Салемом проводили большую часть времени в его комнате, наши тела соединялись во взаимной похоти, пока я притворялась, будто разжигаю эмоциональную связь, разъеденную ложью. Это было нелегко.
Я превратилась в половую тряпку, обнимаясь на спутанных простынях со своим насильником. Но моя конечная игра требовала хитрости. Мне нужно завоевать его сердце и просчитать каждый шаг, чтобы он не украл мое сердце снова.
Я лежала рядом с ним в постели, обвиваясь вокруг расслабленных мышц его бедра и торса, мы оба были обнажены. Он заснул всего несколько минут назад, растянувшись на спине и запустив пальцы в мои волосы. С каждым ровным вдохом его рука медленно сдавалась силе тяжести, рука соскальзывала с моих волос и безвольно скатывалась на матрас позади меня.
Ближайшая свеча отбрасывала вялый желтый отблеск на угрожающие углы его лица. Судя по электрическим часам на стене, было чуть больше пяти утра. Но в этом подземном мире время не имело значения. Сон установил свой собственный график, и прямо сейчас, я абсолютно бодрствовала.
Я все еще ощущала дезориентацию от того, что меня зашвырнули под землю в эту беззаботную жизнь. Мне не нужно было охотиться за едой, точить и чистить оружие или разрабатывать стратегию оборонительных маневров. Свобода от войны смягчила меня, но, похоже, не оказала такого же эффекта на Салема. Он властвовал над своей утопией посредством запугивания и поклонения, используя обожание и страх жителей для поддержания порядка.
Глядя на его прекрасное лицо, я задавалась вопросом, многие ли когда-либо видели его таким. Когда его челюсти разжались, губы приоткрылись, а смертоносный взгляд скрылся из виду. Мне нравилось смотреть, как он спит. Он не выглядел таким уж грозным. Хотя его
мужественная красота всегда устрашала.
Шелковое покрывало собралось ниже его бедер, обнажая основание мягкого члена, спрятанное в коротких темных волосах. Отчетливые линии его пресса расширялись, переходя в широкую безволосую грудь, кожа была безупречно гладкой и натянутой на ярко выраженных мышцах. Мне хотелось провести языком по соблазнительной бороздке, разделяющей его шесть кубиков, покусать плоские соски и уткнуться носом в впадинку на шее. Дрожь пробудилась в моем сердце, мои пальцы подергивались от желания прикоснуться к каждому дюйму его опасной сексуальности.
Я не простила его. Дело вовсе не в этом. Мое желание к нему было бесстрастным животным, которое я держала отдельно от своего сердца. В основном.
Осторожно, чтобы не разбудить его, я медленно убрала мягкие чернильные волосы с его лба. Он никогда не стриг пряди, никогда не нуждался в бритье. Он сказал мне, что его фолликулы перестали расти после полового созревания. Если он брился или подстригался, волосы возвращались к прежней длине. Вечно застывший во времени. Ни мои отцы, ни гибриды не разделяли с ним этой черты. Что, если он бессмертен? Что, если я укушу его, и ничего не случится?
Каждый раз, когда я думала о его смерти, мазохистская боль сжимала мою грудь, как будто мое сердце заботилось больше о его защите, чем о своей. Я подавила это чувство напоминанием о том, что он заставил меня солгать в письме, которое я послала своим отцам. Я счастлива и в безопасности. В Альберте холодно. Салем потрясающий, бла-бла-бла, чушь собачья и еще раз чушь собачья.
Я переместила свое прикосновение к его горлу. Его дыхание оставалось ровным, темные ресницы неподвижно лежали на щеках. Вены на его шее вздулись и бугрились под моими пальцами, а в ушах гудел шум его крови. Он не шевельнулся, когда я проследила путь сосудов к его сердцу, удивляясь лентообразным потокам яда в его артериях.
Через неделю после того, как я приехала сюда, он привел меня в гараж, где его друзья держали трех диких гибридов. Он не солгал насчет последствий своего укуса. Пока он осушал безмозглых тварей почти до смерти, я смотрела, как серебряные ленты скользят по его горлу. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы гибридный яд вышел из его пищеварительной системы и проник в вены на груди.
Когда несколько часов спустя гибриды очнулись от коматозного сна, они были так же благодарны и преданны Салему, как и все остальные. Салем был их спасителем, их богом. Богом, который мог видеть и слышать собственные вены. Но он не мог заставить свою кровь трепетать под его рукой, как я.