Нет, нет, быстро сказала Дженни. Я никуда не собираюсь идти. Я буду
ждать своего дядю здесь. Если я уйду отсюда, как он найдет меня в Нью-Йорке?
Послушай, а что ты будешь делать, если вернется этот Зорн? сердито спросил Габриель.
Не волнуйся, он не вернется. Он трус, она решительно уселась на чемодан.
Старушка, следуя ее примеру, уселась рядом.
Вы проголодаетесь, Габриель бросил на мостовую свой узел. Он не мог оставить их одних, бедных и беззащитных, в незнакомой стране, где надо бороться за свое месте под солнцем и где трудно даже тем, кто уверен в себе и может за себя постоять.
До прихода дяди мы с голоду не помрем, уверенно заявила Дженни. К тому же у Медеи целая головка сыра, а утром я куплю яблок у уличных торговцев, если, конечно, мы еще будем здесь.
А малышу не надо молока, правда? Агнелли терял терпение, говорил быстро, проглатывая звуки.
Если мы не уйдем до утра, попросим одну из проходящих мимо кормящих мам, и она покормит нашего младенца, она упрямо сжала губы.
В этом городе погода неустойчивая в марте. Лень тепло, день вьюга, доказывал он. Прошу, разреши предоставить тебе кров, хотя бы на одну ночь. Завтра утром я приведу тебя на это самое место. Пошли. Дженни отрицательно покачала головой и отвернулась от него.
Она не очень-то верила в его благие намерения, да и в свои тоже. Даже если его помыслы чисты, она не собиралась еще больше запутывать отношения с этим решительным человеком и постоянно чувствовать себя обязанной ему. Габриель как будто решил, что может руководить ее жизнью и указывать ей, как следует поступать!
Девушка кинула на него испытующий взгляд из-под полуопущенных ресниц. Он уже сменил гнев на милость, красивое лицо смягчилось. На нем теперь было внимательное, почти умоляюшее выражение, а голос с хрипотцой полон беспокойства.
Какая же ты упрямая! Коли я поклянусь держаться на почтительном расстоянии, ты пойдешь со мной в теплую квартиру?
В Швеции луну в марте называют живой, потому что снова пробуждается жизнь в деревьях, лесах. Снова приходит весна. Мы будем о'кей, как говорят в Америке.
Мужчина с безмолвной мольбой протянул руки и вскинул взор к темному лесу. Поднимался ветер, от воды тянуло холодом. Дженни поежилась и плотнее запахнула шаль.
Ну, хорошо, оставайся, но позволь Медее и детям пойти со мной, пока они не простудились и не подхватили грипп. Мои друзья тепло примут их, накормят, обогреют. Эй! И тебя тоже! Дженни Ланган, будь же, наконец, благоразумной. Завтра девушка с беспокойством Посмотрела на него.
Я больше никогда не оставлю детей одних, пока не доберусь до Айовы. Габриель, я привыкла заботиться о себе и о своих близких сама. Мне не на кого надеяться Я не могу поступиться своими чувствами и подчиняться твоим приказам. Но в любом случае я тебе очень благодарна, смущенно сказала Дженни.
Габриеля и раздражала, и восхищала ее безрассудная храбрость. Он чувствовал, что ее уверенность в своей правоте слабеет пропорционально снижению температуры. «Не имеет значения, что она говорит, я должен добиться своего, решил Агнелли. Буду вести себя с наглой самоуверенностью. Если же и это не поможет, придется взывать к материнским чувствам Дженни».
Мне лучше знать, что тебе нужно сейчас. И я не привык оставлять женщин в беде или терпеть их непозволительное непослушание и капризы, улыбка скользнула по его лицу. Женщины никогда не говорят «нет» Габриелю Агнелли. Эй, Медея Мазей, он разразился бурной тирадой на итальянском.
Дженни, к своей досаде, не понимала ни слова. Старушка внимательно слушала, морщила губы, всплескивала руками, кивала и смеялась, сердилась и удивленно поднимала густые седые брови, пожимала плечами и огрызалась.
Неважно, что я сказал ей. Главное, она согласилась пойти со мной, если пойдешь ты, сказал Габриель Дженни. Она замерзла и устала, и хочет есть. К тому же она немолода. Тебе бы следовало быть внимательнее к ней, раз уж вы породнились.
Стемнело. Зажегся тусклый уличный фонарь. Причал опустел, лишь два тощих бездомных котенка, крадучись, пробирались мимо людей, отбрасывая на мостовую длинные тени. Медея вытащила из-за пазухи нож и срезала с головки сыра два тонюсеньких прозрачных ломтика. Она шипела и мяукала, как настоящая кошка. Подбежали коты, и сыр исчез в одно мгновение, а коты остались. Они не спускали немигающих глаз с сыра и старушки. Малыш Эллис, завернутый в золотистую овчину, запищал, размахивая ручками, словно голодный зверек. Розовым ротиком он ловил и сосал маленькие кулачки, когда они случайно касались губ.
Дай-ка его мне, произнес Габриель. Он взял ребенка на руки и демонстративно стал ходить по причалу мимо Дженни. Смотри,
Дженниланган, смотри, какие мы голодные. Мальчик ищет у меня грудь. Младенец тыкался носом Габриелю в грудь, искал открытым ротиком молоко. Дженни встала и сунула в открытый, как у птенчика клюв, рот последнюю из приготовленных на острове Эллис тряпочек с сахаром. Проснулась и заплакала Ингри. Она цеплялась за Дженни и никак не хотела идти на руки к Медее.
Куда ты поведешь нас, Ангел Габриель? устало спросила девушка, смирившись со своей судьбой. Как видишь, мы снова нуждаемся в твоей спасительной добродетели.